Как исследователи общественного мнения в разных странах изучают коронавирус и как он отражается в опросах
Подобно тому, как силы противовоздушной обороны страны берут на слежение любой летающий объект на подступах к ее воздушному пространству, ведущие национальные центры изучения общественного мнения начинают сопровождать любой объект, входящий в национальное информационное пространство. Коронавирус – не исключение. Уже более месяца он обнаруживается на радарах наших коллег из Великобритании, Франции, Германии и России. Как вирус выглядит сквозь призму общественного мнения, какие выводы позволяет сделать осуществляемый всеми нами мониторинг?
Сначала новый китайский вирус был маленькой точкой на периферии медиа и массового сознания. Радар общественного мнения еще едва регистрировал его, но его уже приметили СМИ. Первыми – деловые. В начале января новость о том, что вирус способен передаваться от человека к человеку, даже вызвала легкую рябь на покорявших вершину за вершиной биржевых графиках. Но, поколебавшись день-другой, индексы вновь бодро пошли вверх. И продолжилось «ралли» на нью-йоркских биржах, которое – если верить опыту последних 70 лет – должно было обеспечить беспроблемное переизбрание хозяину Белого дома, а с ним – и макроэкономическую стабильность в глобальном масштабе. В центре мирового внимания были Давос и странная шведская девочка, призывающая человечество ценой экономического благополучия миллиардов людей снизить на полградуса за 100 лет среднепланетарную температуру воздуха. Где, интересно, она сегодня? Где она будет, когда эпидемия закончится и нужно будет всем миром заделывать огромную брешь в мировом валовом продукте?
А потом все болели за болеющий Китай, и как-то незаметно прошла новость о том, что обнаружены инфицированные в Ломбардии и Венето. Все, кто бывал или жил в Северной Италии, поняли, чтó это значит. Это как если бы коронавирус обнаружили у кассиров крупнейшего городского гипермаркета. Но общественное сознание просто жонглирует ярлыками. Поначалу наложение ярлыка «коронавирус» на ярлык «Ломбардия» никого не впечатлило. А сегодня на опустевшие улицы Нью-Йорка выводят военную технику. И вирус как объект общественного сознания постепенно вытесняет все остальные объекты. Или переопределяет все остальные объекты как производные от себя – публикуемое в СМИ сегодня имеет значение лишь в той мере, в какой оно связано с вирусом. А если что-то не связано, то оно просто не заслуживает внимания. Отторгается. Выдворяется. Если продолжать аналогию с ПВО, это подобно тому, как если бы над страной висел огромный НЛО размером… со всю страну.
Неудивительно. Этот объект угрожает самому главному, основе всего социального, фундаменту самогó нашего привычного повседневного мира.
Жизнь. Он возвращает нас к такому, казалось бы, незначительному факту, что все мы находимся-в-живых. Что мы многоклеточные углеродные биологические организмы, особи, у которых бьется сердце, дышат легкие, в клетках идут окислительно-восстановительные реакции. Без этой маленькой детали, которая в обычное, мирное время игнорируется, считается само собой разумеющейся, невозможно ничто. Если ты не жив, не находишься здесь-и-сейчас и не являешься социальным деятелем, для тебя не существуют и не имеют значения стильная прическа и количество лайков под селфи, новый смартфон и сколько оставить чаевых официанту, грубая воспитательница в детском саду и продвижение по карьерной лестнице, цены на гречку и неоплаченный штраф за парковку, новый модный сериал и борьба с глобальным потеплением. Когда возникает угроза самой жизни*, многое подвергается переоценке. Точнее, обесцениванию и уценке.
Здесь становятся возможны сюжеты, которые в нормальной ситуации показались бы нам абсурдными. Так, американская полиция обратилась к преступникам с просьбой отложить планируемые преступления на период эпидемии. Потому что в конце концов и преступники, и полицейские как homo sapiens, как американцы имеют друг с другом гораздо больше общего, чем каждый из них с каким-то там SARS-CoV-2. Из этой же серии призыв российского МИДа остановить все локальные конфликты в мире.
Экономика. Поэтому и валятся безудержно вниз, пробивая дно за дном, биржевые индексы и цены на сырье. На днях Bank of America объявил о начале рецессии в крупнейшей экономике мира, а значит, скоро и во всем мире. По прогнозам только в одних США по миллиону человек в месяц в ближайшие полгода будут терять работу. Вряд ли где-то будет лучше. Кризис 2008 года начался с деривативов, то есть производных от акций, облигаций, фьючерсов. От вещей, которые сами по себе являются производными от экономической активности люди. То был кризис, вызванный тем, что человечество заигралось с конструированием социальных сущностей, – кризис производных. Кризис же 2020 года начинается с самогó фундамента нашей социальной жизни – под сомнением наша способность оставаться в живых.
У нас вызывает озабоченность курс рубля, который зависит от нефти. А сколько нефти нужно стоящим на приколе по всему миру сотням тысяч пассажирских самолетов, сотням миллионов обездвиженных автомобилей, остановленному общественному транспорту? Хорошо еще, что механизированные подразделения национальных гвардий, на которые ложится нагрузка по патрулированию улиц в рамках чрезвычайного положения, тоже ездят на бензине. Хотя бы за их счет спрос не упадет до нуля. Дальше – интереснее. Сколько самолетов авиакомпаниям следует закупить на следующий год? Сколько летчиков и инженеров нанять? Сколько денег (не)нанятые летчики и инженеры потратят в (заколоченных наглухо) барбершопах и кинотеатрах? А сколько раз съездят на курорт отдохнуть работники авиазавода? А сколько они купят голландских тюльпанов? Впервые за десятилетия, со времен Второй мировой войны, экономика оказалась под воздействием экзистенциальной угрозы. Впервые стало настолько очевидно, что экономика – это просто множество людей, которые совершают или не совершают множество покупок на деньги, заработанные на (работающем) рабочем месте. Сегодня, скорее, не совершают… Гречка и туалетная бумага – не в счет.
Поэтому ФРС США уже в самом начале кризиса исчерпала традиционные меры по борьбе с кризисами. Поэтому Алексей Кудрин говорит о нестандартности и непредсказуемости будущего кризиса. Нельзя деньгами засыпать вирус и нескончаемые волны людей с ОРДС, обрушивающиеся на падающих от бессонных ночей медиков. Так же как нельзя было засыпать деньгами фашистов под Москвой в 1941-м. Тут требуются немонетарные инструменты.
И проявлений этой невозможности выразить все в денежном эквиваленте становится все больше. Вот, например, свежее сообщение Deutsche Welle о спасении двух(!) итальянцев силами ВВС страны: «В ночь на вторник, 24 марта, в аэропорту Лейпцига приземлился самолет вооруженных сил Италии, на борту которого находились больные пневмонией COVID-19. По данным газеты Bild, речь идет пока о двух пациентах, их доставили в университетскую клинику Лейпцига».
Политика и доверие к антикризисным мерам. В России это пока не так заметно, но в зарубежных странах растет солидарность. В Италии люди сначала пели серенады на балконах, а теперь кричат с этих балконов нарушителям комендантского часа: «Позор!» Доверие к политическим лидерам, рост их популярности в большинстве захваченных эпидемией стран растут. И это тоже связано с экзистенциальным характером угрозы: «Сейчас мы вам доверяем, потому что от этого зависит жизнь всех нас, а наши противоречия отложим на потом». Не последнюю роль играет здесь пример Китая, сумевшего в короткие сроки остановить наступление биологического противника дисциплинированным солидарным ответным действием.
Доверие к официальной статистике. В то же время в условиях информационной открытости и доступности статистических данных по коронавирусу людей по всему миру не могут не беспокоить колебания в показателях распространенности инфекции и ее летальности от страны к стране. Это тоже неудивительно. Привычный социальный порядок, зиждущийся на том, что феноменологи называют идеализацией «и так далее»*, сопротивляется. Нам хочется, чтобы старый мир продолжался, и мы стараемся прикинуть, насколько же действительно заражена, отравлена, контаминирована окружающая среда, действительно ли нас окружает незримый враг, и мы не можем сходить к другу на день рождения. Или все же этот враг лишь мерещится, а на самом деле он «где-то там»: в другой стране, области, городе. Как написала в своем аккаунте в Facebook руководитель проекта «Заповедник» (ФОМ) Екатерина Кожевина (авторская орфография сохранена):
«кругом недоверие. ты не доверяешь не то, что людям, а самому себе, своему телу, самому воздуху. вот выходишь на пробежку в Музеон, вдыхаешь полной грудью этот влажный мартовский, наполненный надеждой воздух. и тут же отравляешь себя мыслью, что вон тот алкоголик, приобнявший Брежнева, наверняка приехал из Европы. а он ведь тут тоже дышит».
В этих условиях люди неизбежно обращаются к официальной статистке, а затем прикидывают, на сколько процентов/во сколько раз нужно увеличить опубликованные цифры, чтобы получить реальную картину.
Предложенная Альфредом Шютцем идеализация «и так далее» (нем. «und so weiter») – особенность обыденного сознания, заставляющая нас верить в незыблемость существующего порядка на основании того, что «так было всегда». Мы верим, что завтра все так же взойдет солнце, а кофейня на углу продаст нам с утра стакан горячего капучино навынос.
Именно эти четыре основные темы – жизнь (опасения), экономика (опасения), политика (доверие) и доверие официальным данным – второй месяц находятся в фокусе внимания наших коллег по исследовательскому цеху. Зарубежные опросные центры начали включать в свои анкеты специальные вопросы о коронавирусе в феврале, когда счет заболевших в Европе и США шел еще на единицы. А в марте повсеместно стали запускаться специальные тематические мониторинговые опросы. И к настоящему моменту уже накоплена достаточная статистика в динамике.
Пройдемся по европейским странам, гоня от себя соблазн делать какие-то межстрановые сравнения по любому из показателей. Даже по уровню страха перед вирусом страны существенно различаются (на десятки процентов). Сказывается не только разница в методике констриуирования индикаторов и построения выборки, сказываются невидимые и неартикулируемыемые различия в реальной обстановке в каждой конкретной стране. События развиваются настолько быстро, что один-два дня, а иногда и считаные часы могут быть переломными. Под «реальной обстановкой» мы понимаем предпринимаемые руководством государств беспрецедентные шаги по борьбе с эпидемией (чрезвычайное положение, карантин, комендантский час и т. п.), очевидным образом сказывающиеся на повседневной жизни людей, и столь же беспрецедентные по откровенности и тревожности обращения политических лидеров к нациям, плотность медиатрафика и содержание сообщений СМИ на тему вируса, опыт личного столкновения с кризисом или с самим вирусом и его последствиями и даже географические особенности страны. Все это, аккумулируясь в котле мнений, делает картину в каждой стране (а на самом деле – в каждой локации) уникальной. Ниже представлен экскурс по этим уникальностям.
Обстановка в стране. В момент начала опросов эпидемиологическая обстановка в стране была спокойной, заболевших не было. Эпидемия бушевала «где-то там», в далеком Ухане. Сегодня Германия находится на пятом месте по числу выявленных случаев коронавируса после Китая, США, Италии и Испании. По состоянию на 26 марта заболело свыше 40 тысяч человек. Количество зараженных, согласно данным Университета Джонса Хопкинса, растет экспоненциально. В стране введен карантин. Перемещение граждан внутри страны и за рубеж ограничено. Перекрыта граница с южными и западными соседями по Шенгенской зоне – Австрией, Швейцарией и Францией. Соседи на востоке – Чехия и Польша – сами закрыли границы. Закрыты школы и университеты, остановлены конвейеры машиностроительных заводов. В обычном режиме работают только предприятия торговли, почта, финансовые и медицинские учреждения, полиция.
Обращение руководителя страны. 17 марта вечером, когда число инфицированных достигло 9,5 тысячи человек, на центральных немецких телеканалах ARD и ZDF (первый и второй государственный канал) был показан, как это сформулировала газета «Коммерсантъ», «необычный 13-минутный сюжет: обращение канцлера Ангелы Меркель к нации. Первое экстренное послание с тех пор, как глава правительства ФРГ заняла свой пост в 2005 году».
Текст выступления опубликован на сайте федерального правительства на русском языке, т. к. в стране проживает порядка 3 миллионов русскоговорящих граждан. Помимо неординарности самого факта экстренного обращения главы правительства к нации, предельно непривычными по степени откровенности было само содержание речи. Ангела Меркель, в частности, сказала:
«Ситуация серьезная. И прошу вас воспринимать ее всерьез. С момента воссоединения Германии, да что говорить, со времен Второй мировой войны, наша страна не сталкивалась с вызовом, перед лицом которого столь решающими были бы наши общие, солидарные действия. <…>
Что касается эпидемии: все, что я говорю вам, основывается на результатах непрерывных консультаций правительства Германии с экспертами Института им. Роберта Коха и другими учеными и вирусологами. Во всем мире ведутся неустанные научные исследования, но пока еще не существует ни методов лечения, ни вакцины против коронавируса. <…>»
Выступление федерального канцлера было очень человечным, содержало много отсылок к повседневности, к бытовым моментам. Ангела Меркель упомянула и о сломе привычного уклада жизни, и о дефиците контактов между людьми, невозможности выразить заботу, навещения больного, прикосновениями. Что особо поразило, она отметила ту нагрузку, которая в новых условиях падет на сотрудников системы торговли. По-немецки «продуктовый магазин» и вообще «продукты» будет Lebensmittel. Дословно – «средства для жизни». Меркель особо отметила кассиров таких магазинов, которые, как и врачи, окажутся на передовой борьбы с вирусом.
Результаты опросов. Этот экскурс в «реальную обстановку в стране» был предпринят, чтобы показать в какой атмосфере, в каком смысловом контексте проводились опросы, под воздействием каких явлений и информационных потоков находятся респонденты.
23 марта канал ARD показал результаты очередной волны опроса «ARD-DeutschlandTREND» – еженедельного мониторинга актуальных проблем немецкого общества, проводимого компанией Infratest dimap. Вопросы о коронавирусе появились в этом опросе 5 февраля. Опрос проводится немецким исследовательским центром Infatest dimap методом телефонного интервью и репрезентирует всех граждан страны, имеющих право голоса.
Вот результаты исследования и экспресс-выводы наших немецких коллег:
«С ростом числа коронарных инфицированных по всей стране обеспокоенность граждан Германии вирусной инфекцией еще более возросла.
Впервые более половины немцев обеспокоены или очень обеспокоены тем, что они сами или члены их семьи могут заразиться коронавирусом.
Соответственно, общенациональные меры по сокращению контактов, решение о которых федеральное правительство приняло непосредственно перед обращением канцлера, не ставятся под сомнение подавляющим большинством.
Более того, большинство немцев также поддержали расширение на всю страну ограничений на выезд, которые ранее существовали в отдельных регионах и федеральных землях.
Уверенность в том, что медицинские учреждения и врачи справятся с эпидемией коронавируса, высока – 75%.
Предпринимаемые федеральным правительством меры по преодолению ситуации продолжают получать поддержку со стороны граждан.
Обеспокоенность по поводу негативных экономических последствий вызванного коронавирусом кризиса в настоящее время значительно отстает от страха перед инфекцией. На сегодняшний день только треть немцев очень или просто обеспокоена тем, что пандемия может ухудшить их личную экономическую ситуацию».
Как видно из представленных данных, все четыре отмеченные нами темы нашли отражение в опросе. Страх за свою жизнь пока перевешивает страх за экономическое благополучие, поэтому меры властей, выражающиеся в введении тотальных ограничений на передвижение, находят поддержку и понимание у граждан. Доверие к национальной медицине в Германии находится на высочайших уровнях.
Помимо включения еженедельных вопросов о вирусе в рамках опроса ARD-DeutschlandTREND Infatest запустил с 12 марта инициативный проект – ежедневный опрос CoronaTREND, посвященный исключительно коронавирусу. Управляющий директор Infratest dimap Нико Зигель так прокомментировал запуск этого мониторинга:
«Политики и исполнительная власть, компании и некоммерческие организации в ходе вызванного коронавирусом кризиса решились на такие радикальные шаги, на такие ограничения в нашей повседневной жизни, какие не делались никогда более чем за 70-летнюю историю Федеративной Республики. Исследователи общественного мнения и актуальных тенденций также прибегают к чрезвычайным мерам в исключительные времена. Мы в Infratest dimap решили начать ежедневные опросы, связанные с эпидемией. Они будут идти в течение следующих нескольких недель. <...> Мы хотим знать, что думает население в такой экстраординарной ситуации, как оно оценивает меры, предпринимаемые политиками, компаниями, общественными организациями».
К сожалению, навигация на сайте компании не поспевает за этой инициативой. Соответствующего раздела до сих пор не создано. Какие-то разрозненные, относительно релевантные результаты выдает поиск по сайту по ключевому слову «CoronaTREND», но они недостаточно упорядочены. Позднее мы, возможно, сможем вернуться к добываемым здесь данным.
Обстановка в странах. Эпидемиологическая и медийно-политическая ситуация в этих двух странах аналогична немецкой и схожа между собой. Сегодня люди сидят на карантине в режиме того, что получило название social distancing. Уровень распространения инфекции исчисляется десятками тысяч, но коллапса системы здравоохранения, как в Италии, пока не происходит. В Британии в числе заболевших оказался даже 71-летний наследник престола принц Чарльз, что для монархии, конечно же, символично.
Обращения руководителей государств к нации. Выступления политических лидеров Эммануэля Макрона и Бориса Джонсона также уже позади. Эти выступления являются неотъемлемой частью медийного ландшафта, социальными фактами, относительно которых впоследствии выстраиваются мнения и установки, фиксируемые в опросах. Причем в обоих случаях изначально была попытка обойтись мягкими мерами, призвать людей к самодисциплине, но потом правительства все-таки пошли на введение жесточайших ограничений.
Британский премьер-министр дважды обратился к нации. Его первая речь 12 марта была пронзительно откровенной. В стране, где политики сотни лет каждое свое слово соизмеряют с перспективой переизбраться на следующих парламентских выборах, фразы типа «еще больше семей, гораздо больше семей, потеряет своих близких раньше срока», казалось бы, являются образцом политического безумия, актом политического самоубийства. Даже если дисконтировать с поправкой экстравагантность личности английского лидера, такие слова не могли не оставить следов в общественном сознании. «Либо он совсем сошел с ума, либо ситуация серьезная, но не похоже, чтобы он сошел с ума» – так их должен был интерпретировать британский обыватель и формировать соответствующую установку, аттитюд в своей голове.
Но этих искренних убеждающих слов как меры воздействия на население (носителей вируса) и на сам вирус оказалось недостаточно. Все-таки правительству Соединенного Королевства пришлось пойти на радикальные меры по введению карантина, де-факто остановке значительной части экономики страны. 23 марта последовало второе – более классическое, кабинетное – обращение премьер-министра к народу. В нем Джонсон объявил о введении беспрецедентных мер по ограничению передвижения и гражданских свобод:
«Я дам британскому народу очень простую инструкцию: оставайтесь дома. <…> А если Вы не будете следовать этим правилам, у полиции будут полномочия привести их в исполнение. В том числе посредством штрафов и разгона собраний. <…> Мы остановим все социальные события, включая свадьбы, крещения и другие церемонии за исключением похорон».
В подобном же ключе была выдержана и 20-минутная речь президента Французской Республики, с которой он обратился к нации 16 марта, за день до Меркель. Как и Джонсон четырьмя днями раньше, как и Меркель на следующий день, Макрон провел аналогию с войной: «люди на передовой» (врачи, кассиры), «невидимый враг» (коронавирус), «победим» (врага), остраннял текущую ситуацию, называя ее «мирным временем», не похожим на мирное. В артикуляции военной метафоры Эммануэль Макрон идет дальше всех и прямым текстом говорит: «Мы на войне!»
À la guerre comme à la guerre: приостанавливается действие Шенгенского соглашения, восстанавливаются национальные границы, подключается армия, вводится карантин, полиция и жандармерия получают право штрафовать его нарушителей. Меры драконовские.
Результаты опросов. Как же отреагировало общественное мнение? Мобилизационная риторика, обреченная искренность и, видимо, опыт Италии, где жесткие меры не были вовремя введены, что привело к печальным последствиям, сделали свое дело. В обеих странах рейтинги высших руководителей резко выросли. Как пишет 20 марта французское издание Les Echos со ссылкой на опрос Harris Interactive-Epoka от того же числа:
«В разгар коронавирусного кризиса рейтинг доверия Эммануэля Макрона подскочил на 13 пунктов, а рейтинг [премьер-министра страны] Эдуара Филиппа – на 10 пунктов. Глава государства демонстрирует прогресс во всех возрастных группах: от 10 баллов среди лиц 65+ до 17 баллов среди тех, кто младше 35 лет. За счет предпринятых шагов по обузданию кризиса Эммануэль Макрон впервые с весны 2018 года завоевал доверие большинства французов по ежемесячному барометру LCI.
Аналогичным образом терявший баллы с начала кризиса премьер-министр Эдуар Филипп заручился доверием 48% французских респондентов, что является его лучшим показателем с декабря 2017 года. Возобновление доверия к исполнительной власти также приводит к повышению рейтинга правительства на 6 пунктов, до 35%».
Аналогичные матаморфозы претерпел после введения жестких антикризисных мер и рейтинг британского лидера. Центр изучения общественного мнения YouGov констатирует, что реакция правительства на коронавирус выталкивает популярность премьер-министра в положительную зону. И это происходит именно после введения пакета жестких ограничительных мер, которые могли вызвать у граждан негативную реакцию. Однако по данным YouGov, вопреки ожиданиям, Джонсон получил поддержку даже у идейных противников:
«Когда Борис Джонсон стал премьер-министром в июле прошлого года, он был широко известен, но не популярен. Только треть населения (33%) положительно оценивала его работу в первую неделю пребывания на этом посту, а 54% высказазывались о нем отрицательно (чистая оценка -21). Даже после получения консерваторами большинства на выборах в декабре прошлого года его рейтинг оставался на отрицательной территории (-11).
В первой половине марта основное внимание было сосредоточено на борьбе с коронавирусом (COVID-19), показатели Джонсона скромно улучшились, но все еще оставались отрицательными (на уровне -3). Еще в середине прошлой недели 43% смотрели на него положительно, 46% – отрицательно.
Однако наши последние данные показывают, что в общественном мнении произошел сдвиг: более половины (55%) теперь имеют благоприятное мнение о премьер-министре и чуть более трети (35%) – неблагоприятное. Это оставляет его с чистым счетом +20 – его самый высокий рейтинг с тех пор, как он стал лидером.
Большая часть голосов поддержки пришла от избирателей, которые не поддержали консерваторов в 2019 году. На прошлой неделе только один из десяти (11%) избирателей лейбористов положительно оценивал Джонсона, а теперь уже четверть (24%). Аналогично среди либеральных демократов: 38% сейчас имеют положительное мнение о нем, по сравнению с 18% на прошлой неделе».
YouGov демонстрирует перелом в симпатиях британцев к своему руководителю с помощью следующей диаграммы. На ней четко видно, что он произошел именно после принятия радикального решения по борьбе с вирусом. Показательно здесь и сокращение доли неопределившихся в своем мнении.
С доверием к политическим лидерам тесно связана уверенность граждан, что кризис удастся победить, а вызванные им экономические последствия – преодолеть. Les Echos отмечает: «Как и в случае нападений 2015 года или войны в Ираке, нынешний серьезный кризис, связанный с пандемией коронавируса, возродил ощущение национальной солидарности. Согласно опросу OpinionWay-Square Management для Les Echos и Radio Classique, проведенному за несколько часов до выступления Эммануэля Макрона в четверг вечером и объявления ряда мер, направленных на пресечение распространения COVID-19, большинство французов (54%) уже демонстрировало готовность к тому, чтобы довериться правительству в том, как оно собирается сдерживать эпидемию. И 50% считают, что предложенные меры могут помочь предприятиям справиться с экономическими последствиями».
Аналогично немецкой исследователькой компании Infratest dimap коллеги из французской OpinionWay в сотрудничестве с компанией Square и изданием Les Echos 23 марта запустили ежедневное мониторинговое исследование CoviDirect, посвященное коронавирусу. Коллеги будут отслеживать в реальном времени динамику изменений мнения французов по трем показателям:
Объем выборки каждой ежедневной волны будет составлять 500 человек. Каждая следуюшая волна будет объединяться с волной предыдущего дня, чтобы составить общую выборку из 1000 французов.
В отличие от немецких коллег, французские исследовали в сотрудничестве с одним из ведущих национальных СМИ организовали удобную навигацию по результатам этого исследования. Материалы уже в день обработки публикуются на сайте Les Echos. На слайдах ниже – заголовки статей, посвященных блоку переменных «доверие к правительству и принимаемым им антикризисным мерам».
А вот первая публикация, посвященная переменной «страх»:
«Франция боится, и цифры не допускают двоякого толкования. В новом барометре CoviDirect, проводимом OpinionWay-Square специально для Les Echos, который призван обеспечивать ежедневный мониторинг общественного мнения во время вирусного кризиса, 82% французов «беспокоятся» о себе или своих близких и только 17% – нет. Респондентам предлагалось оценивать уровень своего беспокойства по шкале от 0 до 10, и люди оценивают его в среднем на 7,3».
В английском сегменте интернета на момент подготовки этой статьи мы не нашли ежедневных мониторинговых исследованиий. При поиске в Google по ключевому слову «daily coronavirus survey» выдаются лишь данные еженедельного либо точечного мониторинга. Приведем здесь пару ссылок:
Обстановка в стране. Здесь просится формулировка «а что тут писать, и так все понятно», которая была бы не только подспорьем в плане быстроты описания ситуации, но и, если верить Ведам, была бы единственно точным ее описанием. Потому что с учетом «многоаспектности» этой ситуации истинное говорение о ней – молчание. Но, чтобы выдержать некоторый параллелизм в описаниях обстановки в разных странах, обозначим здесь несколько ключевых фактов.
Эпидемиология и информационный ландшафт. Всего несколько слов. Долгое время, когда мир уже полыхал от коронавирусного пожара, у нас не было ни одного домашнего случая. Два китайца в Чите и трое туристов, эвакуированных с японского круизного лайнера. В остальном – стерильная чистота, звенящая тишина, которая одних пугала (по контрасту с тем, что происходило за границами державы), а других то ли успокаивала, то ли опьяняла. Но снижения трафика в торгово-развлекательных центрах пока не наблюдалось. Народ шутил, что при пересечении государственной границы РФ коронавирус превращается в обычное сезонное ОРВИ. Поэтому нашего отечественного нулевого пациента – Давида Берова – мы восприняли с облегчением. Конечно, сначала его положили в общую палату на шестерых, зато потом вся страна увидела, что наши врачи тоже носят стильные костюмы бактериологической защиты. Это было символически очень важно.
Дальше антикризисный штаб начал вводить осторожные ограничительные меры. До сих пор значительная часть людей воспринимает их как что-то карнавальное. Вот относительно свежие (но по меркам вирусной эпохи – уже прошловековые) данные ФОМ (13 марта):
А вот показательный фрагмент переписки в соцсетях. Жительница Москвы сетует, что к ней прилетел папа из Омска, а она не может с ним даже встретиться, поскольку опасается его заразить. Не то чтобы у нее были симптомы, но просто согласно букве и духу эпидемиологических мер. На что друзья из Омска ей пишут:
«У нас тут в Омске паника только теоретически, чтобы вас поддержать. Встречайтесь спокойно!»
Уже (или пока) счет идет на сотни инфицированных, и паника только теоретическая, абстрактная, умозрительная и в целях поддержки москвичей. Чтобы им было не так одиноко паниковать. Люди пока не ощущают угрозы. Отсюда почти репрессивная риторика со стороны главы правительства, который владеет информацией и эту угрозу осознает: «Мишустин пообещал наказывать губернаторов за плохую борьбу с коронавирусом» (Коммерсантъ», 25 марта).
Среди прочего описанная картина имеет и методологические последствия для социологов, проводящих опросы. Переменная «опасаетесь ли Вы заразиться вирусом?» распадается на две составляющие: осознание опасности вируса (по контрасту с «да он не опаснее обычной ОРВИ!») и так или иначе производимая людьми калькуляция вероятности заразиться (с учетом удаленности места жительства респондента от очага или эпицентра эпидемии).
Поэтому формулировки типа «в Подмосковье зарегистрировано шесть новых случаев», конечно, нервируют. Подмосковье – размером с небольшую европейскую страну, а по населению – часто больше. Скажите, где именно в Подмосковье, чтобы можно было за хлебом в магазин безбоязненно сходить!
И, конечно, сильно сбивало с толку ожидание того, что в апреле вся страна пойдет на массовое электоральное мероприятие. Это сильно контрастировало с парадигмой эпидемиологической осторожности и осмотрительности.
Выступление главы государства. Обращение к нации Владимира Путина 25 марта было неожиданным. Акцент в выступлении был сделан на прогнозируемых экономических трудностях и способах их преодоления. Эпидемиологическим моментам было уделено существенно меньше внимания.
Содержание речи президента отражает тот факт, что большинство россиян пока лишь чисто теоретически боится вируса. И совсем не теоретически ощущает на себе экономические последствия антикризисных мер. Это выступление государственного деятеля довирусной эпохи. В описанных выше странах такие обращения тоже звучали. А затем была еще одна речь, объявляющая комендантский час. Остается надеяться, что население России интерпретирует сигнал правильно и не устроит на длинной неделе выходных массовые гулянья и хождения в гости.
Результаты опросов. Впервые на радарах российских исследователей общественного мнения тема вируса была зарегистрирована в феврале: 18 февраля ФОМ опубликовал данные еженедельного опроса Пента (проводится методом личного интервью по месту жительства на общероссийской случайной выборке объемом 1500 единиц), 26 февраля ВЦИОМ распространил данные всероссийского опроса «ВЦИОМ-Спутник» (телефонное интервью, объем выборки – 1600 единиц). Тогда речь шла в основном о Китае и о мерах по отгораживанию от него. Именно родина вируса виделась как основной очаг и источник угрозы. В Европе все только начиналось.
Примечательно, что ФОМ поместил вопросы о вирусе в блок «Спорт и здоровье», вписав его в безоблачно мажорный синонимический ряд.
Напоминает сюжет фантастических фильмов: герои видят неопознанный объект на радаре, видят его принципиальные параметры, но еще не понимают, с чем имеют дело. Неудивительно. Ведь пока все оценки вероятностей, которые мы просим сделать респондентов, слишком абстрактны. Одно дело – оценивать вероятность, моделируя в голове потоки людского трафика при закрытом Китае, а другое дело – бояться выйти из дома, потому что вчера весь твой подъезд увезли на скорой люди, одетые в скафандры, как в голливудских фильмах.
Отчеты ВЦИОМ содержат чуть больше тревожных данных:
ВЦИОМ, помимо страха заболеть, фиксирует и то, как респонденты оценивают вероятность заразиться. Вот данные от 26 февраля:
Половина россиян, информированных о болезни, опасаются заболеть или что заболеют их близкие (52%). Однако среди них только один из 10 предполагает, что вероятность заболеть скорее высокая (11%), в то время как более половины (60%) убеждены в низкой вероятности заразиться этой болезнью. Уверенность в том, что ни им, ни их близким не грозит данное заболевание, испытывает треть слышавших о болезни (28%).
2 марта результаты своего опроса, также проведенного в феврале, публикует Левада-Центр:
Здесь заметно расхождение с данными ВЦИОМ, у которого примерно в это же время опасается заразиться 52% респондентов. Очевидно, здесь сказываются обозначенные в самом начале статьи различия в методике конструирования переменных. Если так различаются данные внутри одной страны, то что говорить о межстрановых соответствиях. Сопоставимыми оказываются только цифры разных волн мониторинга внутри одной компании.
Между тем следующая волна «ВЦИОМ-Спутника», посвященная коронавирусу (опубликована 19 марта) показала рост опасений россиян: «Опасаются заболеть сами или заболевания близких 70% россиян, эта доля увеличилась на 18 п. п.». Там же коллеги фиксируют:
«Несмотря на то что 65% россиян прогнозируют рост числа заболевших коронавирусом в России в ближайшие недели (чаще о таком ходе событий говорят молодые люди 18–24 лет – 76%), в возможности возникновения эпидемии уверены в той или иной степени только 30% наших соотечественников. Более половины россиян придерживаются мнения, что эпидемия коронавируса маловероятна в нашей стране – 54%. 5% опрошенных считают, что она уже началась».
Завершая обзор спорадических российких исследований и замеров на тему коронавируса, отметим отчет наших коллег из GfK «Влияние коронавируса на глобальный и российский рынок бытовой техники и электроники», датированный 18 марта. В нем представлены данные о динамике индикаторов потребительского поведения, например:
«Италия, как одна из наиболее пострадавших от коронавируса стран в Европе, демонстрирует заметное сокращение объемов дистрибуции техники. Так, за 5–8-ю недели года этот рынок в Италии сократился в среднем на –9%, что привело к снижению продаж на 828 600 единиц по сравнению с аналогичным периодом годом ранее. В других европейских странах, таких как Великобритания и Франция, видна та же тенденция в объемах дистрибуции, но в меньшем масштабе: –4% и –2% соответственно».
Авторы отчета пишут: «Последствия закрытия отдельных регионов в Италии и дальнейшего распространения заражений в целом ряде стран уже сильно влияют на цепочки поставок и рынки сбыта». Если к подобным эффектам привело закрытие «отдельных регионов» одной европейской страны, то какие эффекты произведет закрытие целых стран и всей Шенгенской зоны? Хорошо было бы проследить эти цифры в динамике.
Беспрецедентная скоротечность ситуации вокруг коронавируса обнаруживает неэффективность точечных спорадических или даже регулярных еженедельных замеров общественного мнения. В то же время для экспертов и антикризисных органов, организаций системы здравоохранения и других структур, от которых зависит эффективность борьбы с распространением инфекции, крайне важно видеть динамику в установках носителей общественного мнения (они же – потенциальные и актуальные носители вируса).
В свете этого 19 марта ФОМ запустил инициативный проект «КоронаЗонд», в который, среди прочего, входит ежедневный общероссийский телефонный опрос. В рамках проекта «КоронаЗонд» будет осуществляться мониторинг принципиальных социальных индикаторов. Среди них – все те же озабоченность и осведомленность, изменения в образе жизни, оценка эффективности принимаемых мер.