Социологи – о том, как выживали предоставленные сами себе 11 миллионов мигрантов в разгар пандемийного шторма
Своеобразным ответом на захлестнувшую около месяца назад медиапространство волну алармистских и эмоциональных публикаций о миграции и мигрантах в условиях пандемии стал выход нескольких материалов, представляющих взгляды научного сообщества на ситуацию. В словах исследователей обнаруживается некое единодушие: «паникерские прогнозы» не оправдались, поскольку имеют в своей основе мифы и стереотипы о мигрантах. Но чем фундируют свою точку зрения исследователи, и каковы их оценки ситуации?
У материала «Растет всеобщее недоверие, всеобщая боязнь». Мигранты теряют работу в России из-за коронавируса. К чему это приведет?» два автора. На вопросы журналистов отвечают профессор НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, социолог Даниил Александров и фотограф Павел Волков (последний, сопровождая материал портретами мигрантов, ведет свою линию повествования). Рассуждения Даниила Александрова сводятся к тезису, что наши опасения, связанные с мигрантами, можно описывать через различения «свой – чужой», в основе которого далеко не всегда лежат этнические доминанты. В таких отношениях мы обнаруживаем проекцию своих собственных страхов, опасений негативно окрашенных ожиданий.
«В целом, впрочем, можно сказать, что мигранты для нас обычно связаны с беспокойством и страхами. Я бы сказал, что в них фокусируются и персонифицируются страхи, которые нас мучают независимо от мигрантов. Мы на самом деле боимся вируса или потерять работу, а фокусируемся на мигрантах. <...>
Я вынужден объяснять и коллегам, и студентам, что какой-то уровень ксенофобии свойственен всем. Ксенофобия проявляется не только в отношении мигрантов, и требовать, чтобы ее не было вообще, как-то даже странно и бессмысленно».
Пандемия и ее (прежде всего экономические) последствия создала сложные условия для всех, а для кого-то практически патовые, что не может не отразиться на всем спектре человеческих отношений. Понятно также, что напряжение может и будет возникать по всем линиям взаимодействий, в том числе и этническим. Но есть основания для оптимизма.
«Я полагаю, что поскольку мигранты – народ мобильный, те, кто не встроены в общество, уедут, а те, кто встроены, – останутся, но они не пойдут на правонарушения именно потому, что они хорошо интегрированы. Искать себе приключений на разные места, оставаясь здесь, не имея работы, – кому из них это нужно?»
Какие переменные и факторы российских и глобальных реалий будут определяющими? Какие еще аргументы приводит в пользу предположений о безопасности мигрантов исследователь и каковы его оценки развития событий, что говорят сами мигранты – читайте-смотрите в материале.
Похожим образом выстраивает свою аргументацию группа исследователей, которую представляет социолог Евгений Варшавер. Он обосновывает тезисы о стереотипности обывательского и зачастую медийного дискурса, склонности искать козла отпущения (на роль которого подходят мигранты), роли эгалитарного советского наследия в адаптации прибывающих в страну к существующим условиям, а также схожие оценки и характеристики мигрантской среды как неоднородной, легко изменяемой и относительно безопасной.
Основываясь на результатах ряда исследований, социологи описывают процессы расселения мигрантов в России и сравнивают нашу ситуацию с ситуацией в других странах. Разработав собственную методологию, основанную на исследованиях Чикагской школы, они пытаются ответить на вопрос о том, какие специфические механизмы и паттерны появления мест резидентской концентрации складываются в нашей стране и какие дополнительные эффекты, задаваемые логикой их функционирования, могут возникнуть.
Почему рынки – основа российского паттерна? Что общего у московских Котельников, екатеринбургской «Сортировки» и красноярского КрасТЭЦ, и можно ли их назвать российским гетто? Как в действительности живут и расселяются мигранты и немигранты в этих районах и в целом в этих российских городах. Чем грозит тот или иной вариант резидентам? Этим и другим вопросам посвящен целый блок материала.
Другой важный сюжет статьи – реальное положение и поведение мигрантов в период пандемии.
«Общим ответом на эту ситуацию была мобилизация по этнической и мигрантской линиям. С одной стороны, стали появляться фонды помощи разной степени формализации, а с другой – люди просто стали активнее помогать друг другу. Согласно данным опроса, значительная часть мигрантов положительно ответила на вопрос: «Стали ли вы внимательнее к малознакомым людям и пытаетесь помочь?» Мигранты смогли пережить это тяжелое время за счет солидарности и взаимоподдержки. Но, конечно, проблема состоит в том, что, если будет вторая волна, далеко не факт, что совокупных ресурсов хватит для того, чтобы продержаться».
Далее автор отвечает на целый ряд актуальных вопросов. Как сказались на мигрантах карантинные меры? Как они отнеслись к режиму самоизоляции? Есть ли различия в доступе и отношении к медицинской и иным видам помощи у мигрантов и местного населения? Приверженность каким стратегиям продемонстрировала прокатившаяся пандемийная волна? И при каких условиях можно надеяться на продолжение относительно позитивного сценария развития событий? Ответы на эти вопросы ищите в материале «Как живут мигранты в России, чем обернулся для них коронавирус и какие стереотипы на самом деле неверны».