Александр Зурабов: «Я сторонник укрепления иммунитета»

В конце XIX века возникла микробная теория инфекционных заболеваний. Она доминировала в практической медицине весь XX век, породила антибиотики, а потом – и антибиотикорезистентность (устойчивость к антибиотикам). Недавно я был в одной из клиник и спросил врачей: «Какая у вас статистика по антибиотикорезистентности?» Оказалось, 95%.  

Сегодня появляется много материалов, которые дают основания корректировать и пересматривать микробную теорию инфекционных заболеваний. Несколько лет назад в научной среде возникло понятие «микробиом». Это совокупность микробов, эволюционно детерминированных в организме и существующих с нами всю жизнь. Позже появилась концепция холобионта, которая постулирует, что человек без микробов – бактерий, грибов, вирусов – либо не выживет, либо это будет другой человек.  

Конечно, есть микробы, которые действительно опасны для человека, но их весьма мало. И сегодня становится очевидно, что частое применение антибиотиков делает организм слабее, потому что микробное разнообразие, от которого зависит здоровье, снижается. Нам надо прекращать войну с микробами: они сильнее нас, к тому же мы без них просто не сможем существовать. А медицине нужны средства терапии, которые корректировали бы именно холобионт.  

Бактериофаги – это вирусы, поддерживающие стабильность бактериальных популяций, они не уничтожают все бактерии, только подравнивают пропорции внутри этих сообществ. Комплексные средства с бактериофагами стоит использовать в качестве профилактики: они помогают вернуть организм в нормальное состояние без применения жестких и сильных средств. Например, их можно назначать во время подготовки к малым хирургическим манипуляциям в стоматологии. Мы не противники антибиотиков, но считаем, что сильные препараты надо оставлять на те случаи, когда заболевание угрожает жизни. 

Так как у нас есть фармлицензия, во время пандемии мы оказались в числе предприятий, на которые приостановка деятельности не распространялась. Офисные сотрудники перешли на «удаленку», а те, кто непосредственно взаимодействовал с бактериофагами в лаборатории, продолжили работать на производстве. За весь период только один коллега заболел коронавирусом, его изолировали дома. Быстро вернуться в строй ему помогли наши же препараты.

Тогда мы много работали с врачами, бесплатно раздавали наши препараты. Нам удалось помочь довольно большому числу людей либо не заболеть, либо смягчить течение болезни. 

Но во время режима самоизоляции вся страна практически остановилась, люди не знали, получат ли заработную плату, и, естественно, рынок просел. Мне как инвестору пришлось поддерживать компанию финансово, чтобы она продолжила функционировать. 

Важным компонентом этой пандемии было информационное давление, с которым большинство людей не справилось. Выплеснулось большое количество сообщений, эмоциональных, противоречивых, и не все смогли на них адекватно отреагировать. Оказалось, что у человечества еще не выработался иммунный ответ на вирусное распространение информации, доступ к которой стал настолько прост в наши дни.  

Например, в первые месяцы пандемии часто говорили, что можно заразиться COVID-19 через различные поверхности. Подавляющая часть исследований о сохранности коронавируса была основана на результатах ПЦР-тестирования. Но надо учитывать, что этот метод выявляет только присутствие генетического материала в образце, а не жизнеспособность и активность вируса. Я тогда сразу же спросил своих микробиологов: если капля суспензии попадет на лабораторный стол и пролежит там несколько часов, можно ли потом «поднять» вирус, размножить его в клетке? Они ответили, что это невозможно, потому что внешняя оболочка вируса при высыхании быстро повредится. На столе окажутся лишь остатки генетического материала, которые и будут идентифицированы ПЦР. Но эти остатки незаразны.  

Инфодемия породила не только страх, но, как и коронавирус в организме, большое количество неожиданных попутных вещей, расколовших общество во многих странах. Например, вспышки насилия в США. 

В 2018 году был запущен проект «Виром», посвященный исследованию вирусов. Первые оценки участников показали, что существуют полтора-два миллиона вирусов, которые нам неизвестны. А если посмотреть на РНК-вирусы (подобные коронавирусу), то на данный момент среди них уже идентифицировали более 200 видов. При этом большая часть имеет зоонозную природу: они присутствуют у теплокровных, рептилий, насекомых и могут «перепрыгнуть» на человека. Означает ли это, что нашим внукам и правнукам предстоит делать 200 вакцин? 

Вообще, противовирусные вакцины вызывают определенное сомнение, их эффективность ограниченна. Зачастую иммунный ответ от них сохраняется лишь на короткое время, а иногда и вовсе не появляется. Думаю, проблема в том, что мы пока плохо понимаем, как устроен механизм взаимодействия организма и вируса. Кажется, что вирус должен повреждать только клетки, в которых размножается, но на самом деле все сложнее. Например, проводили исследование на мышах: вводили вирус герпеса в носовые ходы, а транскрипционный статус генов у животных менялся в клетках печени, селезенке, головном мозге, сердечной мышце. Получалось, что изменения происходили в самых отдаленных органах, куда сам вирус физически не дошел. Взаимодействие вируса и макроорганизма происходит на многих уровнях, и пока у нас нет ответа на вопрос, почему попадание вируса в организм приводит к активации одних генов и деактивации других. 

Комментировать вакцину, которую еще не тестировали на эффективность и безопасность, очень сложно. Вначале надо вакцинировать человека, спровоцировать в нем заболевание и только потом сделать вывод: защитила или нет. Но, возможно, всеобщая вакцинация сможет побороть инфодемию: если население успокоится, тогда быстрое создание вакцины будет оправданно. 

Я сторонник укрепления иммунитета. Есть известные бабушкины рекомендации: нормально питаться, высыпаться, не стрессовать и заниматься спортом. Еще можно пользоваться средствами с бактериофагами. Наш небольшой и неструктурированный опыт помощи больным и здоровым показал, что с бактериофагами частота заболеваний у часто болеющих людей сокращалась с пяти-шести до одного раз в год.  

Пандемия показала, что мы сильно отстали от требований времени. Основные рекомендации для профилактики коронавирусной инфекции – социальное дистанцирование, маски, перчатки и локдауны, но все это было уже во время испанки в 1918–1920 годах. Получилось, за XX век эпидемиология никуда не продвинулась, это странно. 

Я не ожидаю повторной серьезной вспышки. Коронавирусную пандемию часто сравнивают с испанкой, но там волны были связаны с движением огромных масс молодых людей после войны. Была чудовищная скученность: и в период военных действий, и на кораблях, на которых возвращались солдаты. А сегодня, мне кажется, ничего подобного не произойдет. 

Скоро пройдет пандемическая истерика – и мы постепенно вернемся к отношениям, которые были до пандемии. Конечно, можно рассаживать в самолете людей через два кресла, но тогда авиация умрет. Можно и в театре соблюдать дистанцию, но тогда театр умрет. В ближайшее время мы будем проявлять повышенную осторожность, но постепенно, я думаю, что все станет как прежде. 

Вирусы всегда приходят не просто так. Вирус – это генетическая информация, у него нет собственной цели, задачу ему «ставит» природа. Например, когда человек высаживает на поле полезные растения и выкапывает сорняки, в эту местность сразу приходят вирусы. Они стараются сломать моногенность и повысить генетическое разнообразие, потому что это залог выживаемости вида. Если посмотреть с этой точки зрения на эпидемию коронавируса, то возникнут вопросы: какой генетический посыл несет этот вирус человечеству, что мы делаем не так по отношению к природе и почему она послала нам этот сигнал?