Анна Ожиганова: «‎Советский подход вернулся из-за страха, вопреки логике и изменениям в обществе»

Я занимаюсь темой родовспоможения, изучаю изменения, которые происходят в роддомах и касаются представлений врачей и женщин о родах: чем они удовлетворены и что хотят поменять. Я также слежу за новыми практиками и появлением новых специалистов, например, доул, которые сопровождают роды. Из-за пандемии я стала смотреть, что происходит у нас и сравнивать это с другими странами. Потому что вирус везде один и тот же, а реагируют страны по-разному. Я смотрела именно на родовспоможение, оно интересно тем, что роды, в отличие от многих других видов медицинской помощи, нельзя отложить, даже в пандемию.

В нашем обществе роды являются медикализированым событием. Иначе говоря, большинству людей при упоминании родов сразу представляются роддом и врач акушер-гинеколог. Таким образом, несмотря на эпидемию, эта область медицины должна сохраняться, и помощь в рамках родовспоможения должна оказываться вне зависимости от обстоятельств. Я записывала интервью с врачами, включая нескольких заведующих роддомов как в Москве, так и в регионах. И, конечно, я беседовала с беременными женщинами, которые ожидали ребенка в период пандемии.

Россия – единственная страна, где во время пандемии возник долгий срок раздельного больничного пребывания матери и младенца после родов, в случае положительного теста на коронавирус. Дело в том, что на данный момент, если женщине приходит положительный тест, она остается в больнице. При этом совершенно неважно, как она себя чувствует: даже если у нее легкие симптомы или они вообще отсутствуют, то она остается в больнице до получения отрицательного теста. Ребенка же сразу забирают от матери и увозят в детскую инфекционную больницу.

Это совершенно удивительное явление, потому что глобальная тенденция в последние годы была такова, что время пребывания в роддоме постоянно сокращалось. Регулярно говорилось о том, что нужно поддерживать грудное вскармливание. Во многих московских роддомах появился так называемый золотой час, когда ребенок после рождения находится не просто рядом с матерью, а кожа к коже. В целом, детей стали меньше забирать у матерей, и вообще стимулировалось совместное пребывание матери и новорожденного. Появилось множество научных статей, подтверждающих необходимость всех этих вещей для здоровья как матери, так и ребенка. Нахождение ребенка с матерью формирует привязанность, способствует улучшению лактации и улучшает психическое состояние мамы. Более того, если ребенок находится рядом с мамой, у нее уменьшается риск получить послеродовую депрессию. И вот все эти положительные изменения были одномоментно уничтожены. Сначала думали, что эта мера будет временной и продлится несколько месяцев, но теперь понятно, что речь идет о долгом периоде, который затронет многих женщин.

Рациональность такой практики, безусловно, под большим вопросом, не говоря уже о гуманности и нарушении этики, в частности, отсутствии информированного согласия. Мы наблюдаем жесткий патернализм, который сама система объясняет безопасностью детей, но кто, кого и от чего спасает, не очень понятно.

Эта практика идет вразрез с рекомендациями ВОЗ, которая предписывает не разделять мать и ребенка, не запрещать присутствие партнеров на родах и не ограничивать грудное вскармливание, даже если у матери положительный тест и есть легкие симптомы, потому что нет никаких данных, которые могли бы указать на потенциальный вред таких контактов для ребенка.

Логика введения таких мер в России проста: раз нет данных, однозначно опровергающих потенциальную угрозу здоровью ребенка, то надо все запретить и действовать исходя из того, что коронавирус может стать угрозой для жизни. Этот подход возвращает нас в какие-то далекие годы советской действительности, когда роддома были режимными учреждениями, куда невозможно было попасть, и где с женщиной разговаривали так, будто она ничего не знает и не понимает и должна только слушаться и подчиняться руководству. Таким образом, ко всем остальным страхам и переживаниям будущих мам добавляется страх того, что они приедут в роддом и у них выявят положительный тест. Несколько моих собеседниц рассказали, что они никуда не выходят и не сдают никаких тестов из-за страха попасть в такой профильный роддом.

Когда я решила написать статью об этом, я посмотрела доклад Департамента здравоохранения о маршрутизации беременных и новорожденных в связи с коронавирусом. Этот документ меня совершенно поразил. Он очень сложный и вводит странные принципы разделения потоков пациентов без четко прописанного порядка. Особенно поначалу бывали случаи, когда женщины приезжали в роддома и обнаруживали себя в списках контактировавших. Многие из них, естественно, даже не знали о том, что они вообще в эти списки попали. Далее женщин направляли в специально перепрофилированные под ковид роддома. Там их встречали акушерки и врачи в костюмах космонавтов. Женщины не видели их лиц, пока у них принимали роды – им моментально перерезали пуповину и сразу же унесли ребенка. После этого женщины не видели своих детей по две недели.

Вопрос в том, ради чего это вообще делается, кому от этого хорошо. Как сказала мне одна врач, акушер-гинеколог, мы как будто возвращаемся в советские времена, когда у нас была огромная детская смертность и, как следствие, эти драконовские меры, охраняющие детей от инфекций. Среди этих мер можно выделить, например долгое раздельное пребывание матери и ребенка в больнице. Из тех же соображений ребенка приносили покормить маме строго по часам и требовали от матерей носить маски и чепчики.

Этот советский подход вернулся из-за страха, вопреки логике и изменениям в обществе, которые произошли за последние годы. Например, новый главный неонатолог Москвы (главный внештатный специалист неонатолог, главный врач ГБУЗ «Морозовская детская городская клиническая больница ДЗМ» Валерий Горев – прим. ред.) – человек достаточно молодой, как раз был энтузиастом и совместного пребывания, и золотого часа, и позднего пересечения пуповины. Получилось так, что он сам же озвучил этот доклад со всеми ограничениями, и по нему было видно, насколько ему трудно об этом говорить. Тем не менее, решение было принято, несмотря на то, что появились новые данные, подтвердившие, что в таких строгих правилах нет необходимости.

Также совершенно не понятно, почему людей склоняют к прерыванию беременности. Это особенно странно в контексте повсеместной борьбы с абортами, когда женщине, которая хочет прервать беременность, говорят, мол, мало ли чего ты хочешь, это не твое дело, ты должна этого ребенка рожать, потому что у нас в стране демографические проблемы. А тут женщине, которая забеременела и хочет родить, говорят делать аборт из-за инфекции, у которой, кстати, нет доказанного негативного эффекта на ход беременности.

Эти удивительные противоречия совершенно не обсуждаются, нет никакой публичной дискуссии с участием медицинских специалистов. Даже в анонимных интервью многие врачи говорят: «Если так решили, значит, это правильно». Например, летом я брала интервью у врача, которая сама была беременна и осенью должна была родить. Я спросила ее, как она относится к этим мерам, и она ответила, что поддерживает их, говорила, что все правильно, все в большой опасности и могут умереть – в общем, всех нужно спасти любой ценой. Иначе говоря, они просто повторяют то, что им пишут в рекомендациях. Но есть и другие врачи, которые все это очень критикуют. Есть даже заведующие роддомов, которые говорят, что Министерство здравоохранения и Роспотребнадзор – это наши враги: «Мы выживаем как можем, а они нам все это спускают, и нам приходится вводить эти ограничения, потому что иначе накажут нас». В России врачи являются очень уязвимой категорией населения, которая полностью зависит от начальства, у них нет сильных профессиональных организаций, и даже свое мнение во многих случаях они не могут высказать, не говоря уже о какой-либо независимости действий.

Часто приходится слышать, что нам нужны пациентские организации, чтобы дать право голоса пациенту и таким образом уберечь его от патерналистских практик в здравоохранении. Такой подход существует на Западе. А у нас даже у врачей нет права голоса – что говорить про пациентов. Получается, что один человек, зависимый от своего начальства, лечит другого человека, еще более подневольного.