«Четверть вуза отправилась в больницу»

Мне 22 года, я учусь на 4-м курсе в Московском медико-стоматологическом университете им. А. И. Евдокимова на лечебном факультете. Я не знал, куда поступать после школы, и в 9-м классе подумал, что медицина, в принципе – неплохой выход, потому что других вариантов особо не было, а это довольно перспективное направление, да и интересно обучаться в этой сфере. В конце концов, если вдруг по специальности не пойду работать, то хотя бы знакомые врачи будут.

Пандемия дала очень хороший шанс для развития и роста, потому что у нас на 4-м курсе появляется возможность получить сертификат медицинского брата или медицинской сестры, и уже с этим сертификатом идти куда-то подрабатывать. Обычно это все занимает очень много времени, а тут нам буквально за две недели дали возможность пройти обучение, сдать экзамен и приступить к работе в ковидном отделении университетской больницы.

Одна из баз нашего вуза находится в Перово, там были свободные корпуса, которые не успели достроить, и под это дело месяца за два-три их облагородили. Нас туда как волонтеров отправили помогать и сказали, что волонтерам гарантировано рабочее место в этой больнице. Месяц мы всякий строительный мусор убирали, мебель переносили, мыли все по несколько раз – приемное отделение свое готовили, и практически всех туда взяли на работу. Я там работаю с 28 октября.

Это очень хорошая возможность с точки зрения практики, потому что у нас ее как таковой никогда не было. Обычно это были две недели непонятно чего: мы возили бабушек, помогали переносить какие-то бумажки, хотя должны были различные манипуляции выполнять. Так что основная причина моей работы в ковидном отделении – возможность научиться чему-то в плане практических навыков. И дополнительно финансовая составляющая: это же работа, поэтому получается самостоятельно существовать, не нагружая родственников, и даже временами помогать им. Выходит совмещение приятного с полезным: ты что-то делаешь, учишься и в качестве бонуса еще и деньги получаешь.

Нам говорили, что за работу дадут дополнительные баллы при поступлении в ординатуру, где мы будем уже по специальности обучаться еще два года. Возможно, какие-то бонусы и будут, но я сомневаюсь, что они сильно помогут, потому что с ковидом работали уже многие люди, я не думаю, что к моменту окончания вуза это будет чем-то специфическим.

У нас в группе 12 человек, из них семь работают: пять – в одной больнице со мной, а остальные в другие больницы пошли, кто-то – на скорую помощь. Все они работают с ковидом, просто на разных должностях. Из оставшихся кого-то родственники не пустили, и эти одногруппники негативно относились к тем, кто работает – просто из-за того, что у них не было этой возможности. По большому счету никто из нас не сомневался. Кто-то уже работал в первую волну, и после нее страха практически не было, потому что более-менее научились с ковидом бороться. Было очень много желающих, поэтому сказали, мол, идите, волонтерством занимайтесь, потому что места очень быстро закончатся. И вот у нас, может, четверть вуза отправилась в университетскую больницу. Те, у кого есть сертификаты, желание работать, – все туда пошли. Кто-то, по-моему, до сих пор продолжает работать волонтером в «красной» зоне.

Больница – университетская, наш замдекана активно руководил студенческой волонтерской деятельностью и устройством на работу. Учеба же с весны прошлого года изменилась радикально, практически полностью перешла в дистанционный формат. У нас очень много поблажек в плане обучения: под нас подстраивают график, иногда с нами отдельно занимаются. Не с каждым индивидуально, а набирают ребят из группы среди тех, кто работает в «ковиднике». Либо дистанционные занятия, либо отдельные очные – если кафедра этого не боится и позволяют условия больницы, в которой проходят занятия. Это очень помогает совмещать работу с учебой, практически без напряга все происходит. В обычных условиях приходилось бы одно под другое подстраивать, а тут все сбалансированно выходит. Я работал на полставки, всего за месяц у меня было семь смен – смена длится либо 12 часов, либо 24. А с июня перевелся на полную ставку – соответственно, это уже 14 смен.

На меня совмещение работы и учебы особо никак не повлияло. Я только еще больше убедился в том, что дальше займусь практической деятельностью, а не теоретической. Но это повлияло на тех, кто находится в ординатуре. У нас в отделении есть врачи-ординаторы, они выполняют роль врачей-стажеров, помогают врачам-специалистам: делают какую-то среднюю работу между медсестрой и врачом. Помогают пациента привезти, измеряют какие-то данные, отводят в отделение, если людей много и санитары не справляются. Вот у них год ординатуры проходит, а каких-то профильных знаний они не получают.

Изначально в этой больнице было очень много студентов, многие из них ничего не умели, но к нам приставляли одну или две опытных медсестры, которые рассказывали, показывали, что и как делать. Где-то через месяц более или менее все освоились, я в том числе, но все равно бывали случаи, когда кто-то совершал дурацкие ошибки. И с января нескольких ребят уволили, на их место взяли уже опытных работников. И все стало более-менее прилично.

Мы в отделении берем кровь из вены и мазки на коронавирус. Поначалу было сложно все это освоить, была боязнь, что ты в вену не попадешь или мазок не так возьмешь. Потом оказалось, что самое страшное – брать кровь из пальца, потому что ты знаешь, что это больно, неприятно, и приходилось через себя переступать, чтобы делать это правильно и несколько раз человека не тыкать, не мучить. Нужно было перестать, как бы это странно ни звучало, относиться к человеку как к человеку, не ставить себя на его место, не думать, что это чья-то мама, бабушка, дедушка и так далее, потому что эти мысли очень-очень сильно мешают. И когда ты видишь, что человек – это, грубо говоря, кожа, мышцы, кости, то гораздо проще и лучше получаются эти манипуляции. Ты не делаешь это как-то грубо или неосторожно, наоборот – за счет того, что ты более сконцентрирован, у тебя лучше получается, чем когда ты переживаешь о том, что сейчас человеку может быть больно. Ты попутно с человеком беседуешь: говоришь, что я сейчас сделаю это, сейчас сделаю то, но в голове как-то от этого отрекаешься, чтобы лишние мысли не беспокоили. И как только появилась доля цинизма, сразу стало гораздо проще.

У нас очень хорошее дружное отделение, там много молодых, но опытных врачей. И в силу своего возраста они не очень хорошо относятся к иерархичности. Если нет пациентов или кого-то из руководства, то предпочитают общаться на одном уровне, чтобы не создавать какой-то преграды. Среди среднего медперсонала тоже никаких проблем нет: даже если медсестра с 20-летним стажем, она легко с тобой на ты разговаривает, шутит, подкалывает. В других отделениях есть иерархия, и у них вечно какие-то проблемы, ссоры и прочее, а вот у нас все дружно и хорошо.

Наше отделение – только ковидное, других пациентов с осложнениями или просто неподходящих под профиль нашего стационара мы отправляем в больницы, на базах которых есть подходящие отделения – у нас оснащение позволяет бороться только с ковид-инфекцией, ну и с некоторыми видами пневмоний. Хирургическую помощь, например, мы оказать не можем, какие-то узкие специальности у нас тоже отсутствуют, хотя врачи этих специальностей работают, но у них нет подходящих инструментов и условий.

Врачи-специалисты немного страдают из-за того, что занимаются непрофильным делом, которое уже не приносит им никакого удовольствия. Например, у нас в отделении четыре ЛОР-врача, они занимаются терапевтической деятельностью, хотя больше любят операции выполнять. Изредка их вызывают в реанимационное терапевтическое отделение на консультацию, какую-то операцию простую выполнить – они ей радуются, как будто это их первая операция, которую они так долго ждали, хотя в обычные времена это было рутинным занятием. Некоторых врачей не пускают работать по их специальности, зная, что они попутно работают в «красной» зоне. В этом есть логика, но, с другой стороны, человек с достаточным количеством антител, насколько я знаю, не является прямым переносчиком инфекции.

В штате есть эпидемиолог, которая с самого начала рассказывала, как правильно утилизировать медицинские отходы, как надевать защитные костюмы, как их носить. За этим жестко следили поначалу, потом слежка ужесточилась в декабре, когда много сотрудников стало болеть. Весной тоже стали многие заболевать – и снова начали следить за тем, чтобы все носили костюмы, очки, маски, перчатки, правильно одевались и раздевались. Но заражаются уже из числа тех, кто пошел делать прививку и в итоге заболел, – практически все, кто работал, уже переболели.

Нормализация наступила в плане отношения к болезни, но не в плане рабочих условий. Неудобно в костюмах в этих, жарко. Сейчас еще температура повышается, непонятно, как во всем этом работать, потому что системы кондиционирования нет. Поэтому, когда никто не следит, то хотя бы очки на лоб приподнимаем. Если уже переболел, то вероятность повторно заразиться достаточно маленькая, а в очках этих сложно что-то делать, потому что они запотевают. Грубых нарушений никто не совершает, но вот из-за этих очков прямо зверствуют сейчас: руководство сообщило, что первые 10 человек, которые попадутся без средств защиты, будут уволены сразу. Это связано именно с заболеваемостью среди сотрудников – количество поступлений возросло только из-за того, что очень много подмосковных больниц закрыли, но их сейчас начинают открывать заново. Вот скорые приезжают – им все равно, фельдшеры просто в обычной одежде пациентов заводят. Лифтер практически в эпицентре «красной» зоны стоит лифт чинит – ему вообще по барабану, что вокруг происходит.

Для меня это не такая уж и большая опасность – у меня нет тяжелых хронических заболеваний, организм вроде более-менее здоровый. А родственников я опасности не подвергал, потому что первые полгода работы мы жили в гостинице, которую предоставило руководство больницы. Домой я вернулся только после того, как переболел, зная, что теперь не несу опасности для окружающих. Часть родственников к этому моменту тоже переболели, и как-то все успокоились. Они вообще позитивно отнеслись к тому, что я пошел работать в ковидное отделение, потому что с профессиональной точки зрения это очень полезно: многие знают, что в университете ты учишься свои шесть лет, по итогу ни черта не знаешь, ни черта не умеешь, практики мало. А тут практики прямо навалом.

В плане финансов тоже полезно, потому что теперь я могу никого не обременять своими хотелками. Отношение к государству со стороны медиков чуть-чуть улучшилось, потому что финансовые надбавки на неплохом уровне держатся. Из тех, с кем я работаю, никто особо не жалуется. Нам хотя бы предоставляют одежду, инструменты какие-то, у всех все плюс-минус нормально, а в первую волну некоторым с этим туго приходилось, медики сами закупали средства защиты для того, чтобы не заболеть.

Люди, которые приезжают в больницу, в большинстве своем к нам доброжелательно настроены. И они прямо просят о помощи. Если в обычное время человек приходил в больницу, в поликлинику и чем-то был недоволен, какие-то недопонимания с врачами были, то сейчас болеющие приезжают прямо тихие, мирные, добрые, с уважением на тебя смотрят. Бабушки-дедушки вообще говорят, что мы герои, и так далее.

Мне кажется, что сейчас это уже не героизм, а практически обычная работа. Это было героизмом, когда все только началось. Героизм и заключается в том, что ты готов нырнуть в неизведанную бездну ради каких-то более важных целей. Но сейчас, когда все поняли, что это такое и как с этим бороться, все перешло в штатный режим. Может, для кого-то это героическая работа, возможно, она еще остается героизмом в реанимации, в палатах интенсивной терапии, но я об этом не знаю, потому что мы лечением толком не занимаемся, и я не знаю, в каком режиме, в каком темпе работают врачи. Но если людям сказать о том, что ситуация стабилизировалась, то все только усугубится и вернется к тому, что было до пандемии. Поэтому для общественности лучше оставить эту формулировку – героизм.

Я думаю, что после пандемии еще год-два, может, внимание к медикам будет сохраняться, но потом пойдет на спад. Чтобы изменить отношение людей к медицине, надо и со стороны общественности провести работу какую-то, как вот, например, с ковидом это было. Может, если люди будут более серьезно относиться к каким-то болезням, то они, соответственно, и к врачам так же серьезно относиться начнут.

На фоне профилактических мер, связанных с ковидом, благодаря массовой пропаганде люди вспомнили о своем здоровье. На фоне вируса многие начали обследоваться. Например, кровь сдать на те же антитела, а, может, еще и какой-нибудь анализ общий биохимический, к каким-то специалистам попутно сходить. Всем стали говорить очевидные вещи, но для кого-то прежде это было неочевидным: очень много людей удивлялось, а зачем так часто те же самые руки мыть.

Все снова начали вспоминать о том, что медики – все-таки не обслуживающий персонал, а люди, которые могут помочь и вылечить. Люди изменили свое отношение из-за того, что в СМИ стали показывать процесс работы сутками в этой «красной» зоне и его последствия: все эти следы от очков, раздражение от перчаток и прочее. Большинство же вообще не в курсе, как там операции проходят, какие сложности у врачей есть, что их тоже загоняют в рамки. По-моему, 15 минут в поликлинике дается на то, чтобы провести полный опрос, но попутно очень много времени уходит на заполнение документации, даже несмотря на то, что она сейчас вся в электронном формате. И непосредственно на пациента времени маловато остается. Поэтому люди и недовольны: они приходят к врачу, что-то ему рассказывают, а он опять – в свой компьютер дурацкий, не слушает. В условиях ковида у нас в отделении примерно все так и есть: поступает человек, врач его минуту-две расспрашивает детально, а остальное время пациент что-то говорит, и врач фиксирует это сразу в истории болезни. Когда поток небольшой, тогда можно побеседовать с больным, узнать у него побольше.

С постоянными продлениями масочного режима кажется, что это никогда не закончится. И не всем выгодно, чтобы пандемия заканчивалась: сколько на антисептиках, на масках денег было заработано, сейчас вакциной все занимаются, это тоже хорошую прибыль приносит.