Драматургия массовой вакцинации

Прежде всего следует отметить: хотя большинство россиян в принципе соглашаются с тем, что массовая вакцинация позволит «остановить распространение коронавируса, предотвратить новые вспышки эпидемии», доля скептически оценивающих ее антиковидный потенциал за месяц ощутимо выросла: с 18 до 25%. Причем это произошло вопреки чрезвычайно интенсивной агитационной кампании, сопровождающей кампанию прививочную. 

Оценки потенциальной эффективности вакцинации сильно зависят от возраста респондентов: если среди пожилых только 13% опрошенных полагают, что она не поможет в борьбе с пандемией, то среди граждан «второго среднего» возраста (46–60 лет) – 24%, «первого среднего» (31–45 лет) – 30%, а среди молодежи – уже 36% (здесь и далее по умолчанию приводятся данные последнего, июньского, опроса). 

Разумеется, представления об эффективности вакцинации сильно различаются и в зависимости от того, какой источник информации предпочитают респонденты: интернет-ориентированные гораздо больше склонны к скептическим суждениям, чем ТВ-ориентированные (а по численности эти группы примерно равны: 42 и 47% соответственно). И важно подчеркнуть, что вера в массовую вакцинацию подвергается гораздо более интенсивной эрозии в среде интернет-ориентированных, нежели в среде ТВ-ориентированных: за месяц доля скептиков в первой группе выросла в полтора раза: с 24 до 36%.

Как вы считаете, массовая вакцинация позволит или не позволит остановить распространение коронавируса, предотвратить новые вспышки эпидемии?

данные в % от групп

Оценивая темпы этой эрозии и ее потенциальные следствия для хода массовой вакцинации, следует иметь в виду, что вакцинированных этот процесс, как нетрудно догадаться, практически не затронул. А вот среди тех, кто пока не привился, доля верящих, что вакцинация поможет совладать с пандемией, сократилась за месяц с 52 до 41%, тогда как доля не верящих в это выросла с 21 до 32%. 

Но и говоря о не привившихся, следует учесть неоднородность этой группы: одни собираются делать прививку, в планы других это не входит. Среди первых доля верящих в действенность вакцинации снизилась сравнительно ненамного, а вот среди тех, кто прививаться не намерен, она сократилась за месяц с 44 до 25%, тогда как доля уверенных, что вакцинация не поможет обуздать пандемию, выросла с 36 до 56%. Это очень радикальный сдвиг: ведь одно дело – отказываться от участия в вакцинации, в то же время признавая ее полезной для общества, способной остановить пандемию, и совсем другое – отказываться, не веря в ее действенность. В первой позиции заключено противоречие, способное подтолкнуть человека на пересмотр решения об отказе от вакцинации, вторая подобного стимула не содержит. И это значит, что шансы переубедить не намеренных вакцинироваться заметно снизились.

В мае 22% участников опроса заявили, что уже сделали прививку от коронавируса (причем 18% – что сделали уже два укола), а в июне – 31% (два укола – 25%). Эти показатели, отметим, существенно превышают официальные данные. Естественно предположить, что такое различие связано с известным эффектом социально одобряемых ответов: некоторые респонденты, когда им задают вопрос, где «правильный» ответ (то есть тот, который соответствует господствующей социальной норме или, как в данном случае, позиции государства и транслирующих ее СМИ) очевиден, предпочитают лукавить и давать именно такой ответ. Устранить этот эффект невозможно, его нужно лишь учитывать, принимать к сведению. Кстати, среди ТВ-ориентированных доля заявивших, что они уже вакцинировались – сделали один или два укола, выросла за месяц с 28 до 40% (среди интернет-ориентированных – с 16 до 23%).

Впрочем, нас здесь больше интересуют те, кто не привился (и честно сообщают об этом). Чуть более трети из них (или 25% от всех опрошенных) планируют вакцинироваться, причем в подавляющем большинстве случаев – в ближайшее время: 19% респондентов сообщают, что собираются сделать прививку в ближайшие два-три месяца, 4% – что позже. 

Большинство же не сделавших прививку – 40% от всех опрошенных – делать ее не планируют, причем каждый пятый из них (или 8% от общего числа респондентов) относится к числу антипрививочников, тогда как остальные настроены не столь радикально и руководствуются иными мотивами. К этим мотивам мы еще обратимся, но сначала посмотрим, какие группы населения менее всего склонны вакцинироваться.

Чаще прочих заявляют о нежелании вакцинироваться представители молодежи (51%), реже прочих – пожилые (30%). Основные причины этого контраста более или менее очевидны. 

Во-первых, молодые гораздо меньше боятся заболеть коронавирусом: если в целом 52% опрошенных говорят, что они этого опасаются, то в младшей возрастной когорте – 32%, а в старшей – вдвое больше: 65%. И это естественно: об особой опасности коронавирусной инфекции именно для старшего поколения гражданам постоянно сообщают с самого начала пандемии, когда именно к старшим были применены наиболее решительные меры по социальной изоляции. Кроме того, конечно же, молодые больше склонны полагаться на свое здоровье, да и вообще уделять ему меньше внимания. А отсутствие страха перед коронавирусом очень сильно коррелирует с нежеланием вакцинироваться: если среди тех, кто его опасается, не намерены прививаться лишь 29%, то среди тех, кто не опасается, – 53%.  

Во-вторых, молодые гораздо меньше подвержены влиянию традиционных СМИ, активно агитирующих за вакцинацию, тогда как в том информационном поле, где большинство из них пребывают, гораздо шире представлен скептицизм в отношении прививочной кампании. Среди ТВ-ориентированных – а в этой категории, как известно, особенно много людей старшего поколения – доля не намеренных прививаться составляет 29%, среди интернет-ориентированных – 50%.

Кроме того, нежелание вакцинироваться чаще прочих демонстрируют люди, считающие свое материальное положение плохим либо очень плохим. В этой группе, составляющей чуть более четверти населения, не намерены прививаться 50%, причем и принципиальных антипрививочников здесь заметно больше, чем по выборке в целом (14 против 8%). Для сравнения: среди людей со «средним» материальным положением (а это – большинство) не собираются прививаться 36%, а с «хорошим» или «очень хорошим» – 41%. Возможно, этот контраст обусловлен осторожностью, которая особенно свойственна малообеспеченным. В этом есть и вполне рациональная составляющая: в конце концов, прививка связана как минимум с немалой вероятностью кратковременной (на несколько дней) потери трудоспособности, и, естественно, люди, находящиеся в стесненных обстоятельствах, опасаются этого больше других. Вполне вероятно, что и иррациональные страхи, связанные с вакцинацией, тоже присущи им в большей степени: дефицит материальных ресурсов, отсутствие подушки безопасности побуждает остерегаться любых перемен и рисков, дорожить стабильностью во всех ее проявлениях и аспектах. Кроме того, малообеспеченные вообще несколько меньше озабочены вопросами здоровья: материальное положение сказывается на системе приоритетов, иерархии актуальных потребностей.

Вместе с тем стоит заметить, что уровень образования респондентов почти не влияет на установки в отношении вакцинации: доля не желающих прививаться среди обладателей высшего образования практически не отличается от аналогичного показателя по выборке в целом. Отсутствуют и гендерные различия. Да и от типа места жительства респондентов распределение ответов зависит мало, но все же жители мегаполисов немного чаще заявляют о нежелании прививаться, чем люди, живущие в небольших городах, поселках и селах. Отсюда следует, что искать корреляцию между позицией граждан относительно вакцинации и их доступом к социальным ресурсам в целом (в отличие от ресурсов сугубо материальных) было бы неверно – такой корреляции нет.

Участникам опроса, не собирающимся вакцинироваться, в мае был задан открытый вопрос о причинах такого решения. Оговоримся: антипрививочникам (тем, кто, по их словам, «в принципе против прививок») он не задавался. Возможно, выяснить их мотивировки было бы небезынтересно, но они явно лежали бы в иной плоскости: в контексте данного исследования важнее сосредоточиться на аргументах тех, кто отказывается прививаться от коронавируса «здесь и сейчас», не будучи при этом ненавистником любых вакцин.

Самый распространенный довод – ссылка на медицинские противопоказания. О них говорил каждый четвертый из числа не желающих вакцинироваться и не относящихся при этом к антипрививочникам (10% от всех опрошенных). Однако если присмотреться к высказываниям респондентов повнимательнее, становится очевидным, что, мягко говоря, далеко не всегда речь идет об аргументированных запретах на вакцинацию, связанных с конкретными диагнозами или ситуациями. Подобные случаи встречаются («у меня аллергическая реакция на прививки», «после операции – пока нельзя», «переболела очаговой пневмонией, делать прививку нельзя», «так как маленький ребенок находится на грудном вскармливании»), но сравнительно редко. Гораздо чаще люди либо ссылаются на состояние здоровья совсем лаконично – так, что по их высказываниям нельзя понять, какие именно медицинские проблемы они имеют в виду («по состоянию здоровья», «по болезни», «есть противопоказания», «есть риски по здоровью», «мне нельзя», «здоровье не позволяет»), либо называют те или иные заболевания, но не поясняют, на каком основании они сочли, что прививаться с ними нежелательно: получили заключение специалиста, лечащего врача, вычитали в интернете или просто предполагают, что это опасно («высокое давление», «переболел желтухой дважды, больная печень», «сахарный диабет – может повлиять негативно»). Причем довольно часто в ответах содержатся и маркеры, определенно свидетельствующие о том, что речь фактически идет не о медицинских противопоказаниях, а об опасениях респондентов («я сердечник и астматик, боюсь, что что-нибудь случится», «опасение, что мне это вредно», «потому что сомневаемся по состоянию здоровья, мы гипертоники», «потому что подозреваю, что не потяну ее по здоровью»). Показательно, что иногда в ответах встречается термин «медотвод», несколько смещающий акцент высказывания: респондент сообщает об «индульгенции» («у меня медотвод от прививок», «у меня медотвод, я на инвалидности по почкам», «медотвод»), говоря, по сути, не о том, почему ему нельзя делать прививку, а о том, почему ему можно ее не делать. В целом складывается впечатление, что ссылки на медицинские соображения чаще рационализируют либо «легитимируют» опасения респондентов, нежели говорят о реальных противопоказаниях, выявленных и зафиксированных профильными специалистами.

Очень часто, объясняя свое нежелание прививаться, опрошенные заявляют о недоверии к вакцине, сомнениях в ее качестве (8%). Многие просто говорят: «не доверяю вакцине», «нет доверия», «не доверяю прививкам этим». Но не реже звучит и тезис о ненадежности вакцины, сделанной в подозрительно сжатые сроки и не прошедшей полный цикл испытаний: «потому что я не доверяю вакцине, которую создали за два месяца», «вакцина не опробована длительно», «прививка не прошла клинические исследования», «стремная прививка, лучше переболеть, не верю ей», «она еще не доработана, экспериментальна», «не хочу быть подопытным кроликом». Тут сказывается эффект, о котором в последнее время говорили некоторые эксперты: акцент на ударные темпы разработки вакцины «Спутник V», соревновательный пафос, доминировавший в информационных сообщениях о ней еще осенью прошлого года, сильно отразились на ее имидже. Ключевой характеристикой этого имиджа стало – и осталось впоследствии – именно то, что данная вакцина «пришла к финишу» первой, что она была уже готова тогда, когда в иных развитых странах работа над аналогичными вакцинами была еще в полном разгаре. Но с точки зрения позиционирования самой вакцины эта характеристика довольно «токсична»: в реальном российском массовом сознании любой аврал ассоциируется не столько с трудовым героизмом, сколько с недоделками (объект торжественно сдается к сроку, а потом еще долго доводится до кондиции в рабочем порядке – общеизвестная практика), с пренебрежением нормами безопасности, с халтурой, с расчетом на «авось» и т. д. Применительно к медикаментам подобные ассоциации, разумеется, особенно неблагоприятны. И в этом плане презентация «Спутника V» как «победителя соревнования» на скорость нанесла вакцине долгосрочный репутационный ущерб, поспособствовав, как видим, формированию недоверия к ней. 

Еще 5% опрошенных сообщают, что не прививаются потому, что уже переболели коронавирусом и имеют антитела. Некоторые (4%) просто говорят (зачастую, кажется, не без вызова), что прививаться не хотят: «потому что не считаю нужным», «да не хочу я пока», «не нужно мне это».

Одни говорят, что опасаются тяжелых последствий («думаю, после вакцинации будет хуже: плохой иммунитет», «не уверена, что я это переживу», «я боюсь, что это деструктивно может повлиять на мой организм», «пожить хочу» – 3%), другие – что уверены в своем здоровье, считают себя защищенными от коронавируса («достаточно здоров, чтобы коронавирус не прицепился», «знаю, что не заболею», «пока уверен в своем здоровье», «чувствую себя в безопасности» – 3%). Еще 2% опрошенных говорят, что не видят в прививке смысла, считают ее бесполезной. Изредка (1%) люди отрицают сам факт эпидемии: «не верю в коронавирус», «я в это просто не верю, считаю, что это такой же грипп, как и раньше», «не верю в эпидемию, все раздуто – это ложь, политика, деньги». 

Как видим, прививочная кампания воспринимается многими с недоверием, которое серьезно препятствует массовой вакцинации. Это недоверие, которое часто упоминается в дискуссиях о причинах массового нежелания прививаться, может адресоваться и спикерам, пропагандирующим вакцины и клеймящим антипрививочников, и российской системе здравоохранения, и самой вакцине. Но в его основе лежит, очевидно, широко распространенная склонность воспринимать кампанию по вакцинации – как и едва ли не любую инициативу, исходящую от государства и при этом предполагающую мобилизацию, массовое вовлечение граждан, – как нечто, зачем-то нужное «им», властям, как «их» дело. И, соответственно, сомневаться в целесообразности участия в нем. Этот феномен, отметим, регулярно дает о себе знать во время выборов любого уровня: граждане, не доверяющие властям, критически настроенные по отношению к ним, склонны рассматривать выборы как «их» дело и игнорировать голосование в гораздо большей мере, чем лояльные. 

О том, насколько существенное влияние такое институциональное недоверие оказывает на решения граждан относительно вакцинации, свидетельствует разительный контраст между доверяющими и не доверяющими президенту РФ: среди первых не намерены вакцинироваться 28%, среди вторых – 63% (причем и антипрививочники среди вторых встречаются более чем вдвое чаще).  

Излишне говорить, что связь здесь преимущественно не прямая, а косвенная: разумеется, доверяющие Владимиру Путину прививаются гораздо охотнее не доверяющих не потому, что он лично призывает к этому граждан, а потому, что доверие/недоверие к президенту сильно коррелирует с «базовым», институциональным доверием/недоверием, которое едва ли можно «измерить» в массовом опросе одним вопросом.   

С начала массовой вакцинации эта тема стала доминировать не только в информационных программах телевидения, но и в повседневных разговорах граждан, причем в июне интенсивность споров о прививках заметно выросла. 

Особенно много споров на эту тему слышали – и, видимо, вели – женщины (55% из них сказали, что часто слышали такие споры, – против 42% среди мужчин), относительно молодые люди (56% среди тех, кому меньше 30 лет, и 60% – среди тех, кому от 31 года до 45 лет), обладатели высшего образования (59%). Отметим, что распределение ответов среди собирающихся и не собирающихся прививаться – одинаковое (уже сделавшие прививку слышали споры чуть реже). 

И при этом респонденты вчетверо чаще отмечают, что противники вакцинации вступают в такие споры охотнее, нежели сторонники. Причем диспропорция усиливается: в мае этот перевес был «всего лишь» трехкратным. 

Тут стоит проговорить вещи вроде бы вполне очевидные, но важные в данном контексте. Если сторонники какой-либо точки зрения охотнее вступают в спор, чем их оппоненты, то это значит, что они и в самой дискуссии, как правило, ведут себя активнее (возможно, что и агрессивнее), у них больше аргументов наготове, сильнее потребность «победить», доказать свою правоту, они менее уступчивы. И, надо полагать, они успешнее, им чаще удается если не переубедить вяло сопротивляющихся оппонентов (с этим в нашей культуре и вообще большие проблемы, а в эпоху ежедневных агрессивных ток-шоу на телевидении и перманентного, скажем так, обмена любезностями в социальных сетях – тем более), то привлечь на свою сторону нейтральных слушателей или колеблющихся участников разговора. 

Иначе говоря, в повседневных межличностных коммуникациях аргументация противников вакцинации транслируется и воспроизводится гораздо интенсивнее, чем аргументация ее сторонников. И это во многом нейтрализует усилия СМИ, всячески агитирующих за прививки.  

Почему так происходит? Представляется, что ответ лежит на поверхности: позиция критика вакцинации в контексте частной беседы (допустим, застольного спора) гораздо «выгоднее», комфортнее. 

В самом деле: что, собственно, может сказать в этой беседе в обоснование своей позиции сторонник вакцинации? Как правило, только то, что и так постоянно говорят официальные лица и статусные эксперты, допущенные на федеральные каналы ТВ, что постоянно транслируется в рамках агитационной кампании за вакцинацию. Мало того что эти доводы заранее известны, как правило, всем участникам разговора (и, следовательно, воспроизводить их неуместно – перебьют, скажут «знаем-знаем, слышали»), так еще и ссылка на них позиционирует сторонника вакцинации как человека доверчивого. А мы, как известно, живем в культуре недоверия, что подтверждается и исследованиями¹, и обыденными наблюдениями. Доверчивый человек обычно воспринимается в этой культуре как наивный, недалекий и аттестуется (и это еще в лучшем случае, среди благожелательных и воспитанных собеседников) как простак. Комфортно ли ввязываться в спор при такой исходной диспозиции? 

То ли дело – позиция критика! Позиция стреляного воробья, которого на мякине не проведешь. Позиция, позволяющая привлекать информацию любой степени эксклюзивности и достоверности, почерпнутую из интернета или из частных разговоров, – информацию, которая заведомо интереснее нейтральному слушателю, а возможно, и оппоненту, именно потому, что она не транслируется повсеместно и, следовательно, с высокой вероятностью может оказаться новой, неизвестной. Эта позиция позволяет дискредитировать доводы оппонента, ссылаясь на сомнительную репутацию того или иного спикера (например, ведущего медицинскую программу на телевидении), в полной мере эксплуатировать популярность конспирологических интерпретаций социальной реальности, но главное – позиционировать себя как самостоятельного, критически мыслящего индивида.

Кроме того, вся аргументация в пользу вакцинации строится на статистическом подходе: речь идет о вероятности заболеть, вероятности перенести болезнь в легкой форме, о снижении показателей заболеваемости и смертности. Но люди, как известно (и доказано в бестселлере Даниэля Канемана²), не склонны мыслить статистически, и рассказ о знакомом дальнего родственника, который вакцинировался, а потом попал в «красную» зону и еле выжил, вполне «уравновешивает», если не перевешивает в обыденном разговоре статистические доводы. А несколько подобных рассказов в сочетании с упоминанием фактов, свидетельствующих о действительной или мнимой непоследовательности властей или экспертов в вопросах, касающихся массовой вакцинации, в большинстве случаев практически обеспечивают полную победу.

В результате целенаправленные усилия по пропаганде вакцинации довольно эффективно блокируются стихийной «контрпропагандой» в среде повседневного общения россиян. 

Наиболее авторитетной фигурой в вопросе о вакцинации для очень многих россиян оказывается «знакомый врач». Это в российском социокультурном контексте более чем естественно. С одной стороны, люди, разумеется, признают за медицинскими работниками (а за кем же еще?) экспертную компетенцию в данном вопросе, с другой – именно личное знакомство позволяет преодолеть сомнения, порождаемые институциональным недоверием. Причем речь может идти не только о родственнике, приятеле, соседе, но и просто, допустим, об участковом враче, с которым у пациента нет сколько-нибудь тесных личных отношений, но есть определенный стаж знакомства и некоторый опыт взаимодействия, позволяющий доверять этому, знакомому по имени-отчеству, врачу (раньше его рекомендации помогали) и советоваться с ним по поводу вакцинации в неформальном, доверительном разговоре с глазу на глаз – неважно, в его ли кабинете, при случайной встрече на улице или при других обстоятельствах. 

Так или иначе, отвечая на вопрос, чье мнение они учитывали, решая, вакцинироваться или нет, люди чаще всего ссылаются именно на советы знакомых медиков.

Но какие именно советы дают россиянам их знакомые врачи? В ответах респондентов, не намеренных прививаться, как мы видели, часто звучат ссылки на состояние здоровья, медицинские противопоказания и т. д. И хотя опрошенные довольно редко напрямую ссылаются на суждения врачей, следует предположить, что во многих случаях представления о нежелательности вакцинации при том или ином заболевании «легитимированы» именно советами медиков.  

В дискуссиях и публикациях, посвященных тому, как проходит вакцинация и что ей препятствует, нередко можно услышать, что врачи в массовом порядке рекомендуют людям не прививаться. Приводится множество таких примеров и выдвигается ряд вполне убедительных и при этом не противоречащих друг другу интерпретаций склонности медиков давать именно такой совет. Одни говорят, что подавляющее большинство медиков, чья специализация не связана с вакцинацией, не слишком компетентны в этом вопросе и просто воспроизводят стереотипы, циркулирующие в массовом сознании, «освящая» их своим авторитетом. Другие отмечают, что медики регулярно сталкиваются – напрямую или со слов коллег – со случаями, когда прививка не защитила человека от коронавируса и даже не обеспечила ему легкое течение болезни, а также со случаями, когда у пациента после прививки развилось или обострилось какое-либо заболевание (то ли в качестве побочного следствия вакцинации, то ли по совпадению). При этом несравненно более распространенные случаи благополучного проведения вакцинации в поле зрения медиков – в той мере, в какой это касается их профессиональных обязанностей и профессиональной среды, – не попадают, и у них складывается искаженное, преувеличенное представление о рисках, сопряженных с вакцинацией. Некоторые говорят о боязни ответственности: если пациент привьется по вашему совету и у него обострится застарелое заболевание, то велика вероятность, что он обвинит в этом вас; если он не привьется (опять же – по вашему совету) и у него возникнут те или иные проблемы со здоровьем, он вас, скорее всего, не обвинит. Ведь усмотреть связь между медицинским вмешательством и ухудшением здоровья легко (даже если такой связи в действительности нет; максима «после – не значит вследствие» не освоена массовым сознанием), а вот между невмешательством и ухудшением здоровья – трудно. Есть и те, кто отмечает важный психологический нюанс: если человек сомневается в том, что ему – в его возрасте, при его состоянии здоровья, образе жизни – следует прививаться, и советуется по этому поводу с врачом, то рекомендация вакцинироваться может восприниматься им как «бездушное», механистическое следование общему, стандартному подходу со стороны медика, тогда как рекомендация не вакцинироваться – как проявление индивидуального подхода, как внимание к его особым, «уникальным» обстоятельствам; поэтому врач может скорее рассчитывать на уважение и признательность такого человека в случае, если посоветует ему не прививаться.  

Все эти соображения представляются, повторим, весьма убедительными, но насколько часто медики в действительности советуют людям не вакцинироваться? Не подвержены ли комментаторы той же аберрации, в которой уличают врачей, – фиксируя внимание на атипичных случаях и не замечая более распространенной практики «агитации» за прививки? 

Данные опроса позволяют дать однозначный ответ. Мы задавали вопрос о том, чье мнение учитывали респонденты, принимая решение о вакцинации, всем участникам опроса и можем сравнить ответы тех, кто предпочел сделать прививку, с ответами тех, кто предпочел ее не делать. Выделим три группы: привившиеся от коронавируса (только те, кто прошел вакцинацию полностью, то есть сделал два укола), собирающиеся прививаться и не собирающиеся прививаться (но не относящиеся к числу принципиальных антипрививочников – последние, в силу своих убеждений, вообще не склонны с кем-либо советоваться и в этом плане сильно отличаются от всех прочих). 

Чьи мнения вы учитывали, принимая решение о том, делать прививку или нет?

данные в % от групп

Как видим, среди сделавших прививку 26% ориентировались на мнение знакомых медиков, среди собирающихся прививаться – 30%, а среди не собирающихся – 40%. Причем за месяц активнейшей прививочной кампании доля ссылающихся на рекомендации медиков среди сделавших и планирующих сделать прививку несколько снизилась, а среди не намеренных вакцинироваться – резко выросла.

Таким образом, мы можем определенно утверждать, что авторитет «неформального» медицинского сообщества в целом работает против вакцинации, во многом нейтрализуя усилия официальных спикеров этого сообщества по пропаганде прививок.

Стоит также обратить внимание на то, что если еще в конце мая люди, занимающие противоположные позиции в отношении прививочной кампании, примерно в равной мере апеллировали к мнению экспертов, высказываемому в интернете, то сейчас на авторитет этих экспертов гораздо чаще ссылаются те, кто прививаться не намерен. То есть и в интернете противники прививок «переигрывают» сторонников.

В заключение отметим, что наряду с тенденцией к разочарованию в антиковидном потенциале массового вакцинирования, о которой мы говорили в начале этого текста, опросы фиксируют и нарастание недовольства тем, как именно проводится прививочная кампания. Если в конце мая респонденты в полтора раза чаще оценивали ее как эффективную, чем как неэффективную, то уже к концу июня второе мнение стало более распространенным, чем первое. 

Причем распределение мнений меняется практически синхронно и среди привившихся, и среди планирующих привиться, и среди не намеренных этого делать. Мы не выясняли у респондентов, что именно их не устраивает в организации вакцинации, но можем констатировать, что нарастающие претензии к ней в любом случае не могут не создавать дополнительные стимулы к уклонению от участия в прививочной кампании. Ее успех (или неудача) будет зависеть, по-видимому, от того, удастся ли сформировать более эффективные стимулы к участию в вакцинации, каким будет на следующем ее этапе баланс между убеждением и принуждением и найдутся ли такие доводы в пользу вакцинации, которые начнут работать автономно, воспроизводиться в сфере повседневного общения граждан. 

_______________

Источник данных

Телефонный опрос населения 18 лет и старше. Ежедневно опрашиваются 300 респондентов. Сроки проведения опроса: 26–29 мая и 23–26 июня 2021 года. Суммарная выборка за 26–29 мая – 1214 респондентов, за 23–26 июня – 1222 респондента.   

_____

¹Например, в ходе опроса, проведенного ФОМом в 2019 году, 31% опрошенных заявили, что людям можно доверять, а 65% выбрали альтернативную позицию: с людьми следует быть осторожными. И, что еще показательнее, по мнению 78% респондентов, в нашем обществе люди чаще относятся друг к другу с недоверием, и лишь 16% полагают, что с доверием.

²Канеман Д. Думай медленно... решай быстро. М.: АСТ, 2020.