«Готова работать, даже понимая, что могу погибнуть»

Я заканчивала школу в 1980 году. Родители работали на БАМе, так что мы жили в Амурской области. Нам с одноклассниками тогда казалось, что весь мир открыт, можно ехать, куда хочешь, и нас тянуло на романтические профессии. То я хотела стать океанологом и поступать на географический факультет во Владивостоке, то собиралась в архитектурный, то на геологический или вообще думала быть актрисой или ветеринаром. Но в итоге пошла в медицинский. В фильме «Офицеры» говорят: «Есть такая профессия – родину защищать», а еще есть профессия людей спасать. Я вдохновилась и решила учиться на врача. Сначала хотела стать анестезиологом-реаниматологом, быть на передовой, но потом выяснилось, что я – жуткая рева и плохо переношу смерть пациентов. Уже в Москве, когда попала на работу в больницу, заведующий отделением сказал: «Дорогая Леночка Евгеньевна (имя изменено по просьбе героини. – Прим. авт.), тебе не подходит эта профессия, ты слишком сенситивная девушка, давай-ка другое подыщем». У меня оказался аналитический склад ума, и специальность «рентгенолог» подошла идеально. Сидишь спокойно, пациентов не видишь, но собираешь о них сведения, анализируешь информацию и помогаешь другим медикам спасать людей.

Я уже на пенсии десять лет. У нас вредность категории «А», так что женщинам платят пенсию с 45-ти, а мужчинам – с 50-ти. Раньше еще был отпуск 49 дней, а сейчас порезали и сделали, как у всех, – 28. И в результате последние несколько лет в профессию народу приходит мало.

Я рентгенолог. По будням работаю в детской поликлинике, а в воскресенье – во взрослой больнице. Во время пандемии классические рентгенологи начали работать вместе с КТ-шниками, так что за последний год пришлось освоить новую профессию – компьютерную томографию легких.

В первую волну наш госпиталь перепрофилировали под ковид, а во вторую не стали, и сейчас мы живем в обычном режиме. Но все равно всех пациентов крутим на КТ. Дело в том, что часто ковид проходит без симптомов и проявляет себя лишь матовым стеклом на томографии. Поэтому всем больным, которые поступают в больницу, делают КТ легких, независимо от того, ложатся они на хирургическую операцию или у них инфаркт. Им же придется провести какое-то время в стационаре, поэтому надо знать, куда их направлять – в обсервацию или обычное отделение.

Мы работаем в масках и костюмах, и нас постоянно мониторят – каждую неделю берут мазки ПЦР. Из наших переболели почти все, куча народу уже по два раза, а некоторые даже по три.

Я постепенно осваиваю КТ, по крайней мере, уже могу описывать грудную клетку и понимать, есть ковид или нет. И у нас постоянно идет повышение квалификации по коронавирусу: раз в пару недель появляются какие-то новые лекции или семинары, которые мы должны послушать, а потом пройти тестирование.

Последний раз кто-то наваял 72 листа по ковиду, я это несколько часов читала. Там целый раздел был только про маршрутизацию: поступил пациент с коронавирусом, куда его? Что делать, если у него положительный мазок, а если отрицательный? Куда идти, если на КТ 25% поражения легких? А если 50%? Следующий раздел – про лечение: когда назначать один вид антибиотика, когда другой? В каком случае пациента переводить на ИВЛ? Также обязательно пишут об изменениях в схемах лечения: раньше были одни схемы, но препараты не доказали своей эффективности, и теперь надо прописывать другие. Еще были некоторые вещи, которые мне вообще не нужны, например, по санаторно-курортному лечению. Я не понимаю, зачем мне запоминать этапность отправления на санаторно-курортное лечение, но это входило в лекции, а тесты составлены их основе.

Параллельно мы учимся и на других курсах. Например, нас обязывают проходить кардио-легочную реанимацию в симуляционных центрах – делать искусственное дыхание на манекенах. В институте вроде всех этому учили, но пока работаешь в узкой сфере и реанимацией не занимаешься, навыки теряются, а ведь это любой медик должен уметь.

Вообще тенденция на непрерывное обучение началась в 2013–2014 годах. Раньше, если человек попадал в далекий поселок, в какое-нибудь Коровино-Хрюндиково, то можно было сидеть, ничего не делать и не повышать свой уровень квалификации. А теперь это практически невозможно. Где бы медик ни жил и ни трудился, работать никто не позволит, если он утратил большую часть знаний.

Нас обязали все время учиться. Причем не раз в пять лет что-то вспоминать, когда мозги уже окончательно усохли, а постоянно осваивать новое, расширять свои возможности. Сейчас система устроена так: каждый год медик во время учебы должен набрать 50 баллов. Есть бесплатные лекции, они весят 1 или 2 балла, длятся около часа. После лекции надо пройти тестирование, и иногда за каждый балл приходится биться несколько дней – материал с первого раза освоить не получается, так что надо сидеть, пересматривать таблицы, перечитывать тексты и готовиться к экзамену. Хорошо еще, что тест можно хоть десять раз пройти.

Есть и платная учеба. Например, на портале непрерывного медицинского образования выложены циклы из 18 лекций с итоговым тестом в конце. В течение двух недель можно дома изучать материалы, проходить тестирование и в итоге получить 18 баллов. Такие курсы стоят примерно 4500 рублей. А если в подготовке лекционного материала участвовало несколько маститых профессоров, то цена возрастает до 11000–12000 рублей. Обычно эту сумму оплачивает медучреждение, но если организация не хочет спонсировать, тогда медики раскошеливаются сами. Я, в основном, учебу оплачиваю сама, чтобы ни от кого не зависеть.

За пять лет надо набрать 250 баллов, тогда врач получает аккредитацию – право работать в выбранной профессии. Кстати, медсестры и медбратья тоже должны дополнительно проходить курсы и слушать лекции, только у них свои виды учебы.

Я люблю учиться, использую для этого каждую свободную минуту, и у меня сейчас больше 150 баллов на портале непрерывного медицинского образования. Учеба разноплановая, и там можно заниматься не только по профильной специальности. Если есть желание, можно изучать хоть новые правила приема родов младенцев с поперечным положением плода или слушать курс про инфекционные болезни. Мне особенно интересна психология, так что я прошла порядка 36 часов лекций по профессиональному выгоранию, по взаимодействию врач – пациент, по здоровому образу жизни, по диетам.

Учиться приветствуется, хотя это нигде не отмечается. На портале есть рекордсмены, которые набирают кучу баллов, а их фамилии не упоминаются, на доски почета их фотографии не вешают. Но, елки-палки, они столько учатся! Кстати, я сама стала больше времени тратить на обучение, особенно после того, как перенесла ковид. Надеюсь, что заставлю память снова работать нормально.

Когда наш стационар стал инфекционным, часть народа уволилась, потому что многие боялись заразиться и принести ковид в семью. Что меня мотивирует работать? Желание помочь соотечественникам. Если сейчас ничего не делать, то погибнет огромное количество человек. А кто-то среди них, может, семи пядей во лбу, кто-то мог бы еще ребеночка родить, но не успел, а кто-то просто хороший человек или вообще твой друг. Медики вытаскивают этих людей с того света, и ты вместе с ними, потому что это твоя профессия, ты ее выбрал и по-другому нельзя. Ты в строю, в обойме и уже не можешь спрыгнуть с поезда, который идет на полном ходу.

Мама и дочь уговаривали меня уйти из больницы на период коронавируса. Но я не согласилась и сказала, что не могу отказаться от профессии ни за какие деньги. Я готова работать, даже понимая, что могу погибнуть. А у меня за последнее время умерло очень много друзей-медиков. К 30-летию окончания института мы создали чат однокурсников и там написали, что в январе в Питере от ковида умер парень-терапевт. Еще скончались несколько врачей, которые остались в Благовещенске. Потом в Тынде, на Камчатке, на Сахалине, в Хабаровске, Мурманске, Краснодаре, Анапе тоже умерли однокурсники. И здесь в Москве 14 человек погибли среди близких друзей. В Первой Градской работала близкая подруга, ее не стало этой осенью, в сентябре. Ее муж-терапевт из той же больницы тяжело заболел, но выкарабкался, а она подцепила от него и не справилась. У них остались двое детей. В нашем районе умер инфекционист, он был моложе меня. Бывший главный врач скончался от ковида. Моя подруга, которая со мной в поликлинике работала, тоже умерла, а ей было чуть за 60. Так что, в профессии нас стало меньше.

Знаете, какая депрессия наступает после смерти близких? Это ужасное чувство, и ты понимаешь, что уже ничего сделать не можешь. Ведь мы же все учимся, проходим одни и те же курсы, где рассказывают, что при ковиде надо сразу сдавать анализы и немедленно лечиться. А некоторые ничего не делают, хотят легко перенести. И одни легко справляются, а другие нет, это зависит от разновидности вируса.

Я сама болела дома целый месяц в конце 2020 года. Со мной в квартире проживала мама, ей 78 лет, она вообще не заболела. А дочь при встрече от меня подцепила, но легко перенесла и вылечилась за неделю. Люди болеют совершенно по-разному: у них настолько различные симптомы, осложнения и последствия, что ничего непонятно. Это такое странное заболевание, я подобного не встречала. И у меня больше вопросов, чем ответов.

Все сообщество сплотилось: раньше медики больше общались внутри своей специальности, а сейчас мы как одно целое.

У нас многие по собственному желанию отправились на передовую – в «красные» зоны. Мы ими гордимся, снимаем медицинскую шапочку и низко кланяемся в пояс. И когда не будет хватать людей в их рядах, все понимают, кто пойдет следующий. Это как на войне: если понадобится, мы отправимся туда взамен тех, кого не стало.

Сегодня в профессии не терпят тех, кто стоит в стороне, активно не участвует. Люди остаются после дежурств как минимум на два-три часа по самым разным причинам. Кто-то заканчивает истории или докладывает на конференциях, кто-то советуется с коллегами и показывает особые случаи. Я работаю в детской поликлинике, и наши педиатры завели чат, так там каждый день по тысяче сообщений, они мониторят ситуацию по всем детям: у кого какие мазки, кого надо проконтролировать, кому позвонить.

Общество наконец-то поняло, что без нас никак: кто будет людей спасать, если не медики? Еще сейчас до многих начинает доходить, что в нашей стране уровень медицины такой же высокий, как и за границей. Конечно, иногда чего-то не хватает, например оборудования, но и оно появляется. Мы очень быстро догоняем и обучаемся.

Сейчас увеличилось количество благодарностей по отношению к медикам. Естественно, пациенты, перенесшие тяжелый ковид, дико рады, что остались в живых. Но им захочется быстрее абстрагироваться: успокоиться и забыть, как было страшно, когда вокруг умирали люди, которых не могли спасти.

Сохранится ли благодарность и признание надолго в обществе? Для нас это неважно, мы все равно будем делать свое дело.