Ростислав Павлов – о работе хирурга-онколога в пандемию и об отношении к вакцинации среди пациентов
Ростислав Павлов – заместитель директора по медицинской части (онкология) Клиники высоких медицинских технологий им. Н. И. Пирогова СПбГУ.
Я с самого детства хотел стать доктором. У меня перед глазами был ролевой пример в виде папы, и поэтому было легко принять это решение. К тому же я быстро понял, что девушкам очень нравится мужчины-врачи, и это был еще один аргумент в пользу врачебной профессии. (Шутка.)
Мое глубокое убеждение: не существует врачей от Бога, есть профессионалы. Никакие человеческие качества, никакое воспитание, посещение церкви и всего остального не связано с профессионализмом доктора. Три главных кита профессионализма: навык общения с пациентами, навык принятия решения и практический навык. Поэтому каждый может стать супердоктором – нужно только захотеть и двигаться вперед. Я не поцелован богом, а просто шел к своей цели, в частности, перебарывал себя и учился общаться.
Изначально я хотел стать пластическим хирургом, ведь это красиво, высокооплачиваемо и престижно. Я шел к этой цели, но потом узнал, что существует онкология – суперсовременное и быстро развивающееся направление в медицине. Онкологические операции всегда нестандартные, нельзя просто прийти и сделать – к ним нужно готовиться: посмотреть пациента, его диски КТ, МРТ, оценить возможность анестезии. И это всегда мультидисциплинарный подход: чтобы стать хорошим хирургом-онкологом, мало быть профи в онкохирургии – нужно знать современные методы химиотерапии, лучевой терапии, иммунотерапии. Нужно постоянно держать в тонусе мозг, быть в тренде, потому что онкологические ноу-хау появляются каждый месяц. Ну и вообще, профессия звучит очень хорошо – хирург-онколог.
На нас выпала очень большая нагрузка, потому что многие стационары закрыли. Мы не работали всего две недели, все остальное время оказывали помощь пациентам. И мы справились, просто привыкли к дополнительной нагрузке, хотя это выбивало из колеи некоторых коллег. В целом, слава богу, наше отделение не понесло потерь среди персонала, потому что мы все сразу вакцинировались и четко соблюдали правила, которые предписывает Росздравнадзор. Мы видим, сколько врачей умерли или переболели в тяжелой форме до того, как появились прививки, и читаем современную литературу на английском языке, звоним коллегам. Я, например, общался со своим другом и коллегой Романом Глущенко из Барселоны. Как только у них появлялись свежие исследования, он сразу скидывал их, поэтому мы были готовы – Испания «вспыхнула» раньше, чем Россия. Я показывал исследования коллегам, переводил. Ковид сплотил медиков. Все делились информацией, созванивались и поддерживали друг друга.
На самом деле поменялось не так много. Мы просто научились действовать в разных ситуациях с ковидом. Врачи столетиями привыкали к постоянным изменениям: в разное время появлялись новые пандемии, новые заболевания. Мы к этому приспосабливаемся путем изучения, определения возбудителей, нахождения того золотого стандарта лечения, которое помогает нашим пациентам. Сейчас врачебный мир чувствует себя уверенно, потому что ковид – это не новость, и мы знаем, что нужно делать.
Непосредственно у нас стало больше пациентов с запущенными стадиями из-за того, что мы теряли много времени, чтобы вылечить этих людей от ковида, а только потом – от онкологических заболеваний. Есть исследования, которые показывают, что ковид сильно ухудшает результаты хирургического лечения. Мы, например, брали пациентов через месяц после ковида, сейчас уже берем через три. Были случаи, когда пациенты после перенесенного ковида, выписавшись из больницы, поступали с осложнениями, которые просто не могли произойти в обычное время. У нас ощущение, что это связано с последствиями ковида. Уже есть такие исследования. Мы тоже столкнулись с этим и были очень огорчены.
Мы как чувствовали прессинг со стороны и пациентов, и наказывающих органов, так и продолжаем чувствовать его. Есть же в следственном комитете отдел по борьбе с врачами. Ни в одной стране мира такого нет, кроме России. И пациенты как были требовательные, так и остались, а медики как любили пациентов, так и будут любить. Возможно, пациенты поняли, что все мы не бессмертны, и нужно думать о том, что единственные, кто могут спасти жизнь человека, – это врачи. Я очень надеюсь, что у врачей появятся достойные зарплаты и достойный уровень юридической безопасности.
Все мои родные вакцинированы, и они с пониманием отнеслись к тому, что я в первую волну две недели жил с пациентами, как старший хирург клиники. К слову, я стал более агрессивен к друзьям, которые рассказывают, что их хотят чипировать, и не хотят прививаться, а потом звонят мне в слезах и присылают фотографии: мол, помоги, спаси, мы попали в больницу с ковидом.
Мне очень жаль, что у людей нет осознанности. И самая катастрофа – что некоторые пишут, что они вакцинировались и заболели. На самом деле, в большинстве случаев, люди просто купили сертификаты о прививках. Популярный случай был в одной из клиник Санкт-Петербурга. Пациентку переводили из отделения в реанимацию. Она попросила остановить каталку и сказала, мол, извините, я не могу перейти в реанимацию, пока не сообщу об этом: я купила сертификат о прививке. Призналась, чтобы просто снять ответственность с себя, грех на душу не брать, а то мы же много слышим о том, что вакцинированные болеют.
Надо вакцинироваться: пока не сформируется общий иммунитет, мы не победим. Мы будем бороться до тех пор, пока все не переболеют или не вакцинируются. У меня много онкологических пациентов, и я призываю их прививаться. Слава богу, что часть пациентов осознанные, привитые, поэтому их пандемия особо не касается.
Среди новых для нас моментов в этом интервью можно отметить следующие: врач фиксирует совершенно неожиданные осложнения у пациентов, переболевших ковидом, отмечает у себя агрессию к противникам вакцинации и негативное отношение к людям, покупающим справки о прививке.