«Назрела необходимость в адекватном индикаторе развития предпринимательства»

До того, как в 2018 году главным документом по развитию российского малого бизнеса стал национальный проект «Малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы», основные показатели и понятия в этой сфере определяла Стратегия развития малого и среднего предпринимательства до 2030 года. В команде ее разработчиков была Вера Баринова, сейчас – заведующая Международной лабораторией исследования проблем устойчивого развития ИПЭИ РАНХиГС и заведующая лабораторией инновационной экономики Института экономической политики имени Е. Т. Гайдара. Мы поговорили с ней о том, какое место занимает повседневный, или микробизнес, в государственной повестке развития малого бизнеса, и насколько успешно для этого определены цели и индикаторы.

Когда мы говорим о развитии сферы МСП, то часто имеем в виду поддержку каких-то многообещающих компаний: стартапов, инновационных высокотехнологичных бизнесов. Однако большая часть малого бизнеса – это так называемый повседневный бизнес: мелкая розничная торговля, бытовые услуги населению, автосервисы и прочее, то есть простой, понятный и востребованный бизнес, который окружает нас в повседневной жизни. Нет ли здесь противоречия?

У сферы малых и средних предприятий (МСП) в экономике две основные функции, разнонаправленные. Одна из них – экономическая: новые рабочие места, занятость, экспорт, импортозамещение, инновации и прочее. Сюда относятся все инновационные стартапы, технологичные компании-газели, экспортеры. А вторая – социальная, направленная на расширение возможностей каждого человека легально зарабатывать, обеспечивать себя материально. Это микробизнес, торговля и услуги, который зачастую не предполагает расширения, а решает конкретную задачу по материальному обеспечению одного человека или семьи. Например, мать-одиночка, выпекающая тортики на заказ, может пройти обучение по программе поддержки и работать легально и, может быть, создать свою фирму. Поддержка МСП должна принципиально различаться для этих двух групп. В России малый бизнес в основном все-таки не про космос, поэтому мы обязательно должны поддерживать и «слабых».

В рамках этой социальной составляющей развития МСП какие группы предпринимателей выделены для поддержки сегодня?

Традиционно выделяются женская и молодежная, с недавних пор – так называемая «серебряная», это активные пенсионеры. То есть наиболее уязвимые социальные группы. Такова и зарубежная практика. Сейчас на повестке могут появиться еще мигранты.

Конкретно микробизнес каким-то образом присутствует в государственных документах о развитии МСП как отдельный субъект поддержки?

В Стратегии МСП мы использовали разделение на массовое и высокотехнологичное предпринимательство, где массовое как раз относилось в том числе к микробизнесу. Одно – под экономическую функцию, другое – под социальную. В том или ином виде разные целевые группы поддержки выделяются и сейчас, потому что предполагают совершенно различные меры, которые необходимо как-то структурировать, например, по федеральным проектам, – направлениям, из которых складывается нацпроект.

Но отдельного раздела именно под микробизнес, именно с таким названием, ни прошлая версия нацпроекта, ни текущая (в том виде, в каком она представлена в открытом доступе) не предполагают. В старом нацпроекте было предусмотрено много мер по микрофинансированию – это в целом для микробизнеса.

И все-таки в рамках социальной цели есть направление или задача, которую национальный проект по развитию МСП 2019–2024 гг. поставил в приоритет?

К реализации социальной цели относятся, по сути, все задачи, направленные на поддержание уровня занятости и уровня жизни населения, – в противовес развитию инноваций и экспорта. В частности, в старой версии нацпроекта на социальную функцию работали федеральные проекты по улучшению условий ведения предпринимательской деятельности, созданию системы поддержки фермеров и развития сельской кооперации, популяризации предпринимательства. Отмечу, что это разделение больше теоретическое, и на практике оно достаточно условно. Например, федеральный проект по расширению доступа субъектов МСП к финансовым ресурсам, в том числе к льготному финансированию, с одной стороны, был призван снижать барьеры входа и делать предпринимательство более доступным для всех желающих (социальная функция), а с другой стороны, предполагал расширение доступа к финансированию для уже существующих компаний, а это возможности диверсификации и выхода на новые рынки (экономическая функция).

Сейчас целевой ориентир национального проекта – увеличение численности занятых в сфере малого и среднего бизнеса, включая индивидуальных предпринимателей. Предполагалось, что к 2024 году их будет 25 млн человек, сейчас эта цель отнесена на 2030 год*.

Понятно, что на сроки достижения показателей должна была сильно повлиять пандемия. Но если бы не она, удалось бы достичь результатов в срок?

Проект по МСП и так был достаточно проблемным, а ковид его окончательно добил. Дело в том, что развитие МСП на самом деле обусловлено множеством факторов, в том числе общеэкономических, институциональных. По сути, состояние сферы МСП отражает состояние экономики в целом.

Именно поэтому в отношении развития МСП трудно подобрать адекватные целевые показатели, которые бы отражали качественное развитие сферы МСП и в то же время были конкретными, количественными, достижимыми, зависели бы от усилий исполнителей (ответственных ведомств), а не от дополнительных внешних факторов, и при этом подлежали бы декомпозиции на уровень федеральных, а затем региональных проектов, конкретных мероприятий.

Очень сложно провести декомпозицию целей и проекта в целом: есть направление и общий целевой показатель, потом идут мероприятия со своими показателями, которые должны складываться, как пирамидка, в показатель направления, отображая в итоге состояние наццели. С тем уровнем развития статистики, который есть сейчас в сфере МСП, такую пирамидку собрать архисложно. И чем выше уровень детализации в таких документах, тем больше выхолащивается основная идея, которая была, возможно, очень хорошей.

Актуальную статистику по нацпроекту публикуют с задержкой в два года. Некоторые показатели – например, доля МСП в ВВП, доля экспорта – вообще долгое время не публиковались. Не раскрывалась даже методика, по которой велись расчеты.

Можно сказать, что индикатор развития предпринимательства до сих пор отсутствует. За неимением ничего другого мы иногда используем индекс предпринимательской активности. Но уже назрела необходимость в каком-то комплексном адекватном индикаторе для измерения развития предпринимательства и его динамики, который был бы применим и на региональном уровне, данные по которому были бы оперативно обновляемы, доступны.

В связи с этим показатели нацпроекта по МСП (сейчас говорим о прошлой редакции) были сформулированы неоптимально, почти к каждому можно придраться, исходя из требований к KPI, которые я перечислила выше. Например, показатель «Количество вновь созданных субъектов МСП» вроде бы отражает один из желаемых результатов по развитию сферы МСП и может быть достигнут за счет упрощения условий для создания нового бизнеса: финансовая поддержка молодых предпринимателей, льготные кредиты и прочее. По логике это должно приводить к созданию новых компаний, появлению новых рабочих мест и именно так – к выполнению основного целевого показателя: увеличению занятости в секторе. Но по факту и в неблагоприятных условиях малый и средний бизнес может начать дробиться вместо расширения, создавая новые субъекты МСП, могут создаваться фирмы-однодневки. Число субъектов МСП растет, показатели достигаются. Но способствует ли это выполнению национальной цели?

В статье журнала Forbes в 2018 году вы написали, что очевидный путь к достижению национальной цели по увеличению занятости в МСП – легализация самозанятых и вывод из тени работающих предприятий. Помню, весной 2019-го читал статью с примерно таким заголовком: «Пять человек в России зарегистрировались как самозанятые!» Это выглядело забавно и воспринималось как неудачная попытка государства найти новый источник налогов. Сейчас, спустя два с лишним года, есть ощущение, что проект по регистрации самозанятых стал супермасштабным и в целом неплохо работает.

Да, так и есть. Я тоже помню, людям говорили: самозанятые без налогов, все круто, просто скажите, что вы есть, и мы придем и поможем. А все боялись: знаем мы вас, сначала без налогов, а потом придете и навесите на нас все. По сути, так и получилось. Но число самозанятых стремительно растет, причем во многом за счет ИП и другого бизнеса, что нам, на самом деле, не нужно, ведь это означает менее качественные рабочие места без серьезной правовой защиты, полулегальные практики, снижение качества оказываемых потребителю услуг.

Самозанятых вывели из тени. Если продолжать эту логику, дальше должны с таким же размахом взяться за работу фирм?                    

Я считаю, что выводить кого-то из тени, чтобы выполнить определенный показатель, не очень конструктивно. Мы должны руководствоваться не стремлением вписаться в обозначенные цифры, а здравым смыслом. Да, остается «серый» пласт в предпринимательской деятельности: скрытая зарплата, нарушения в оформлении работников, подставные фирмы, при госзакупках очень много ловкачества. Но, на мой взгляд, если это не прямое нарушение закона, не надо сразу «лицом в пол». У нас сейчас общий тренд на цифровизацию, а когда все открыто и оцифровано, трудно уклоняться, прятать и ловчить. Это будущее, в котором легализация становится всеобщей и неизбежной.

Из нашего разговора у меня сложилось впечатление, что в России развитие МСП подразумевает в первую очередь прямую финансовую поддержку целевых групп. В своих статьях вы говорите о подходе предпринимательских экосистем, который предполагает больший акцент на косвенных мерах поддержки. В чем суть этого подхода?

Некоторые эксперты считают, что это очередное модное слово. Мы уже проходили технопарки, потом кластеры, теперь вот экосистема. Мол, вы опять про одно и то же, только другими словами. Но на самом деле это тренд, за рубежом это понятие активно используется. Что экосистемный подход значит применительно к России? В первую очередь – что не нужно все регионы равнять под одну гребенку. В каждом регионе существуют свои преимущества и недостатки, свои отраслевые, культурные, институциональные особенности – своя экосистема. Эти особенности и должна учитывать предпринимательская политика по стимулированию МСП. Сейчас существует некий перекос в сторону прямых финансовых мер поддержки, потому что эти деньги легко считать: есть, предположим, 100 тысяч рублей, выдали одному 50 и другому 50 – и деньги освоены, и поддержали сразу двоих! И отчитались по направлению расходования средств. И отследили рост какого-нибудь показателя фирмы. Но возможно, целесообразнее было бы эти деньги пустить на создание стимулов для всех, например, снизить какой-нибудь обязательный платеж. Государство бы недополучило те же 100 тысяч, но выиграли бы от этого 50 фирм, да еще и другим 50 рассказали бы, что теперь работать выгоднее.

Согласно нашим исследованиям, должно быть больше вариативности. Мы предлагали косвенные меры как более гибкие, которые стимулируют, не принуждая, и действуют на всех, а не только на целевые группы как получателей средств. Например, это могут быть налоговые льготы или снижение числа проверок, упрощение регистрации предприятий или получение каких-то разрешений, позволяющих снизить барьеры входа на рынок, как можно большему числу людей начать свой бизнес.

Конечно, нужна комбинация этих мер, но в России, при ее разнообразии регионов, непросто дается выстраивание гибкой политики развития МСП на федеральном уровне. Пока предпосылок такого перехода я не вижу. Мы упираемся в то, что бюджет многих регионов – в дефиците, у них просто нет денег на развитие. Но уже сейчас можно было бы какие-то общие моменты отработать, на федеральном уровне косвенные стимулы оставить, а целевые группы и получателей прямой финансовой поддержки определять на региональном. То есть экосистема – это про вариативность и дифференциацию.

В интервью с нами ваш коллега Александр Чепуренко сказал о том, что тема малого бизнеса и в политической, и в академической повестке сейчас выглядит как периферийная и заслуживает куда большего внимания. Согласны ли вы с такой точкой зрения?

В академической среде она всегда была не в фокусе внимания. Тема и политически, и экономически непростая, потому что в целом состояние МСП отражает состояние экономики. У нас, конечно, любят быстрые решения: предлагаем меру – и хоп, все заколосилось! А в МСП так не всегда работает.

Ну и к экспертам по предпринимательству встречается предвзятое отношение, потому что на самом деле в текущих условиях сложно предложить конструктивные быстрые меры. Поэтому все рекомендации – это либо борьба против всех в стиле «мы наш, мы новый мир построим», критика предпринимательской политики вообще и государства в целом, но не очень понятно, что конкретно тогда нужно делать для развития предпринимательства, либо предлагается одно и то же, что уже в зубах навязло: некоторые рекомендации не меняются десятилетиями (например, о необходимости совершенствования институциональных условий). Это во многом справедливо, например, отдельные меры, которые предлагались еще в докладе Госсовету 2015 года, только в 2021-м вошли в новую версию нацпроекта. Но это скучно.