Нерабочие дни: за и против

В конце октября – начале ноября из-за тяжелой ситуации с коронавирусом в России были объявлены нерабочие дни. Непосредственно перед этим официальная статистика уже более недели фиксировала новые рекорды по смертности от ковида и мощнейший рост уровня заболеваемости. Регионы имели право вводить/продлевать период нерабочих дней по своему усмотрению (в зависимости от эпидемической ситуации), однако период с 30 октября по 7 ноября был нерабочим у всей страны. 

Практически сразу по истечении этой недели ФОМ провел тематический опрос, чтобы узнать, как в массовом сознании была воспринята эта противоэпидемическая мера, что происходило в течение этой недели (работали люди или нет, чем предпочитали заниматься в незапланированные выходные) и ожидали ли граждане введения подобных мер в будущем. О результатах данного опроса ниже и пойдет речь.

Начать разговор о восприятии нерабочей недели следует с вопроса о том, работал ли человек с 30 октября по 7 ноября. Всего в выборке было 49% работающих, из них более половины (56%) сообщили, что их предприятие или организация во время федеральной нерабочей недели работали. 

Что касается непосредственно людей, лишь 13% (!) среди работающего населения ответили, что во время локдауна они не работали, 11% работали удаленно, а 46% – в офисе, на предприятии и т. д. Причем подобные ответы мало зависят от социально-демографических характеристик респондентов. Можно лишь отметить, что в Москве удаленная работа распространена шире, чем в населенных пунктах поменьше. 

Общее ощущение от происходящего с работой, кажется, хорошо схватил наш так называемый обобщенный вопрос (см. формулировку на следующем графике) – эти цифры даже не требуют дополнительного комментария.

Таким образом, получается, что, в представлении двух третей россиян, нерабочие дни фактически не были нерабочими. Очевидно, что 46% ходивших на работу – это как сотрудники организаций, на которые нерабочая неделя не распространялась, так и работники, чьи работодатели не соблюдали введенный режим (а также самозанятые, продолжившие работать по привычному распорядку). Теперь, понимая истинные масштабы ситуации с работой в нерабочие дни, можно перейти к интерпретации восприятия респондентами этой меры борьбы с пандемией.

Закономерно, что говорить о единодушии в восприятии эффективности нерабочих дней не приходится: полезной в деле борьбы с пандемией сочли меру 37% россиян, но ощутимо преобладает точка зрения о ее бесполезности – ее разделяют 54% опрошенных. Итак, нерабочая неделя (этот мини-локдаун) не встретила понимания более чем у половины наших сограждан. Попробуем разобраться, почему так произошло. 

Кажется, что ключевым фактором, отвечающим за позицию в этом вопросе, является то, работал респондент с 30 октября по 7 ноября или нет. Среди тех, кто ходил на работу, ощутимо шире, чем в среднем по выборке, распространено мнение о неэффективности такой меры.

В целом это кажется логичным: мы видим, что в неделю локдауна многие люди работали и вряд ли соблюдали какую-то особую эпидемическую осторожность только лишь из-за объявления нерабочих дней. Вероятнее всего, на рабочих местах все выглядело как обычно, а значит, об эффективности меры говорить не приходится.

Любопытно также, что нет практически никакой значимой разницы в восприятии эффективности мини-локдауна в зависимости от уровня образования и материального положения (только те, кто назвал свое материальное положение плохим или очень плохим, чуть чаще склонны считать эту меру бесполезной – 61%). А вот по каким социально-демографическим характеристикам разница заметна, так это возраст респондента и тип населенного пункта, в котором он проживает. 

Что касается возраста, то здесь распределение вполне предсказуемо: представители старших возрастных групп (45–60 лет и 60+ лет) чаще склонны видеть полезность введения нерабочей недели, чем представители младших групп (18–30 лет и 31–45 лет). Типична ситуация потому, что старшие в принципе более склонны поддерживать решения властей (нужно учитывать, что основным источником информации в этих группах выступает телевидение, а федеральные каналы введение нерабочих дней представляли мерой необходимой и эффективной). Предположить, как выстраивается аргументация молодежи, несколько труднее, однако из других наших исследований мы понимаем специфику общего восприятия пандемии молодыми: они менее склонны опасаться заболеть ковидом, не горят желанием вакцинироваться и, как следствие, чаще игнорируют любые ограничительные меры в борьбе с пандемией.  

А вот связь с типом населенного пункта менее отчетлива и понятна. Жители малых городов, пгт и сел чаще склонны верить в полезность нерабочих дней, а в городах-миллионниках, напротив, чаще придерживаются мнения, что эта мера скорее бесполезна. В Москве и в городах с населением от 250 тыс. до миллиона человек распределения мало отличаются от средних по выборке. Последовав за нашей гипотезой, что представление об эффективности нерабочих дней во многом определяет факт, продолжал человек работу или нет, можно попробовать объяснить и различия в восприятии нерабочих дней в крупных городах и селах.

Гипотетически в селах и малых городах в принципе меньше рабочих мест, попавших под действие указа о нерабочей неделе, и меньше предприятий, которые в этот период работали, а главное (и это совершенно точно) – потоки работающих гораздо менее интенсивны. Это, в свою очередь, может значить, что у респондентов в селах несколько меньше поводов усомниться в том, что нерабочие дни неэффективны и не соблюдаются.

Обратная ситуация – в больших городах: людей, работавших, как и раньше, здесь значительно больше. Следовательно, им чаще может казаться, что никакого реального ограничения на работу нет, а если и есть, то оно не действует, то есть многие (если не все) работают, как и раньше. 

В больших городах для потока работающих задействована совершенно иная по масштабу инфраструктура (например, общественный транспорт), а значит, у горожан гораздо больше оснований считать нерабочие дни фиктивной мерой, чем у жителей сел (ведь вся городская инфраструктура и люди работают в штатном режиме).

Теперь приведем основные аргументы респондентов в поддержку позиции о полезности или бесполезности нерабочей недели в качестве меры борьбы с пандемией. 

Главным аргументом сторонников локдауна выступает тезис о прерывании цепочки передачи вируса – в таком ключе высказались 28% респондентов («контактов было меньше, школьники были дома», «люди изолировались, мало народу на улицах», «цепочку разорвали: люди сидели дома»). Другие аргументы встречаются заметно реже: 4% опрошенных отметили, что после нерабочей недели статистика заболеваемости пошла на спад («дали спад», «заболевание стало меньше за этот период», «пошла на спад заболеваемость, и меньше умерло», «пошло на спад, если смотреть по количеству заболевших»); 3% предположили, что нерабочая неделя дала людям возможность отдохнуть, это позитивно сказалось на их здоровье и, видимо, способности противостоять ковиду («люди отдохнули», «народ отдохнул, расслабился, много гуляли с детьми», «люди выспались, не работали, это способствовало улучшению иммунитета»); еще 3% сказали о том, что у людей появилось время и/или возможность сходить привиться («был шанс привиться тем, кто не привился», «люди больше вакцинировались», «многие сделали прививку», «люди больше пошли прививаться», «многие пошли ревакцинироваться»).

Аргументация тех, кто считает нерабочие дни неэффективной мерой, разнообразнее. Самый популярный довод: нерабочие дни не снизили, а увеличили число социальных контактов. Его привел 21% респондентов («люди, не посещая работы, больше кучковались, ходили в гости и где-то собирались», «больше стали встречаться друг с другом болеющие, народ толпами ходил во все магазины», «все выходные дни люди стараются объединяться, встречаться, больше контактируют, чем в рабочие дни», «то по магазинам, то по рынкам ходили люди»). Второй по популярности аргумент – это фиктивность нерабочей недели, так как окружение респондента в массе своей продолжало работать («в моем окружении 100% людей работали, я даже не заметила, что это нерабочие дни», «все предприятия подпольно работали», «все продолжали работать, не работало малое количество», «я работаю на опасном предприятии, и мы все равно работаем»). С одинаковой частотой приводились еще два аргумента (по 9% опрошенных): нерабочие дни спровоцировали внутренний туризм, «зараза» стала расползаться по стране («в нашем крае куча людей была из Москвы и других регионов», «вся Москва приехала в Суздаль и привезла всю заразу», «использовали дни для поездок в другие области», «из Москвы все поехали в регионы – потенциальные переносчики поехали») и результат отсутствовал, ситуация либо не изменилась, либо ухудшилась («а что изменилось за неделю?», «бесполезно», «заболеваемость та же, ничего не изменилось», «заболевших стало больше», «вспышка заболевания будет еще больше», «ничего не дало: как росла, так и растет»). Остальные аргументы встречаются реже, но также заслуживают упоминания. Так, 4% респондентов отметили, что люди в нерабочие дни полетели отдыхать за границу, и это негативно сказалось на эпидемической ситуации. 3% считают нерабочие дни неэффективными, поскольку наши граждане не соблюдают гигиенические меры борьбы с вирусом: не носят маски, не стараются меньше контактировать с людьми. 2% сказали, что не доверяют властям в их оценках пандемии, мол, пандемии нет, все это обман, а реальные цели властей совсем другие. 2% отметили, что люди потеряли в зарплате. Еще 2% указали на ущерб экономике от введения нерабочей недели.

Еще один сюжет, который кажется нам принципиально важным при обсуждении итогов нерабочей недели, – как вели себя респонденты и как, по их мнению, вели себя окружающие. Пытались ли люди сократить социальные контакты с 30 октября по 7 ноября? Данные опроса здесь крайне выразительны.

Почти половина опрошенных считает, что сократить социальные контакты либо вообще никто не старался, либо делало это меньшинство граждан. Обратной точки зрения придерживаются 38% респондентов. Отметим, однако, что среди людей старше 60 лет такое мнение разделяют уже 52%, очевидно, ориентируясь на свое окружение. Это вполне логично. Мы знаем из других исследований, что старшим в принципе более свойственно переживать по поводу ковида и серьезнее относиться к соблюдению противоэпидемических мер. 

Однако в вопросах непосредственно о респонденте цифры выглядят несколько иначе (см. следующий график). 

Очевидно, что выставлять себя «неблагоразумными» в условиях пандемии люди склонны гораздо меньше, чем окружающих. Тем не менее, даже с учетом социальной неодобряемости первого варианта ответа (встречались с друзьями, родственниками), он все равно набирает значительную долю – четверть от опрошенных (а среди молодежи – и вовсе почти треть). Также обращает на себя внимание корреляция с полом респондента: мужчины существенно чаще склоняются к первому ответу, чем женщины. Не совсем ясно, почему разница столь заметная, возможно, женщины в принципе чаще дают социально одобряемые ответы и более аккуратны в вопросах гигиенической борьбы с пандемией, а значит, и к идее сокращения социальных контактов на семь дней могли отнестись серьезнее мужчин. Но эта гипотеза, конечно, требует отдельной проверки.

Почти такое же распределение мы получили и в ответах на вопрос о посещении во время нерабочих дней пожилых родственников.

Учитывая наше соображение о социально одобряемых ответах, а также мнение респондентов о действиях окружающих во время локдауна, можно предположить, что приблизительно треть россиян идею прерывания цепочки заболеваемости в определенной степени саботирует (в особенности – молодежь). Что указывает на наличие серьезных коммуникативных проблем между властями и населением: все-таки до слишком уж большой доли наших сограждан смысл нерабочих дней донести не удалось. А если вспомнить, что практически половина опрошенных в этот период еще и работала в прежнем режиме, то становится понятно, почему многим людям трудно видеть в нерабочей неделе эффективную меру по борьбе с распространением вируса.

Вероятно, еще одним важным фактором является довольно широко распространенное мнение о вреде подобных локдаунов. Фактически две трети опрошенных указали, что нерабочие дни нанесли ущерб экономике страны: 31% считает, что значительный, 31% – что незначительный. Судя по всему, это представление зачастую подкреплено личным опытом: 13% участников опроса отметили, что за время нерабочих дней понесли значительные финансовые потери, еще 20% – незначительные (63% не понесли никаких). Говоря проще, около трети населения на себе ощутило экономические последствия даже небольшого локдауна. Этот показатель выглядит более внушительным, если мы вновь вспомним, что многие на самом деле продолжали работу в обычном режиме, но это не помогло людям сохранить заработки в прежнем объеме. 

В завершение темы мы задали участникам исследования еще два вопроса – о развитии ситуации в будущем. Во-первых, мы спросили, стоит ли, по мнению респондентов, ожидать повторного введения режима нерабочих дней. Мнения разделились поровну: 40% ожидают, 40% – не ожидают повторных локдаунов в ближайшие месяцы. 

Во-вторых, мы задали открытый вопрос о том, как следует поступать российским властям в случае ухудшения ситуации с коронавирусом. Надо признать, что ответы подчас были весьма неожиданными. 

Например, более трети опрошенных высказались в пользу ужесточения различных ограничительных мер, направленных на борьбу с ковидом:

• 13% сказали, что в случае ухудшения ситуации от властей требуется ввести полноценный и длительный локдаун («больше объявлять карантин – на месяц», «ввести жесткий локдаун», «ввести режим самоизоляции», «жесткий карантин нужен», «закрыть все и везде», «как в первую волну – локдаун», «устроить локдаун, который был первый раз, чтобы все были дома», «на пару недель чтобы все оставались дома, локдаун без послаблений и права выхода»);
• 10% высказались о том, что властям следует начать принудительную вакцинацию от ковида, вводить QR-коды, применять санкции к тем, кто не желает вакцинироваться («обязательная вакцинация всех», «всех насильно вакцинировать», «всех заставить привиться, даже под дулом пистолета», «надо принимать более жесткие меры, как в детстве: прививали – и никого не спрашивали», «вакцинация обязательная, лечить платно антипрививочников»);
• 9% предложили властям полностью запретить поездки за границу («за границу вообще не пускать», «закрыть границы», «меньше за границу отпускать богатых людей, закрыть выезд», «ограничить передвижение людей за границу», «против открытия границ»). Вероятно, это может указывать на распространенность среди граждан представления о том, что ковид завозят из-за границы;
• еще 8% указали на необходимость ужесточения мер гигиены: штрафовать за отсутствие масок и т. п. («активнее штрафовать, материальные меры предпринять, так как люди не хотят носить маски, соблюдать дистанцию», «более жесткие меры, и контролировать эти жесткие меры, большинство людей ездит без масок, никто никого не контролирует», «более строгие ограничения и более строгий контроль», «ввести строгий масочный режим);
• 3% предложили вновь ввести массовый удаленный режим работы и учебы («всех перевести на дистанционную работу и обучение», «удаленная работа», «обратно на удаленку посадить», «перевести, как в 20-м году, на удаленку всех», «перевести школу на удаленку», «общепит весь отправить на доставку, всех по возможности – на удаленку»);
• еще 3% высказались за жесткие ограничения на перемещения внутри страны («если объявляют выходные, то должны все оставаться в своем регионе», «закрытие областей», «закрыть весь город», «изолировать области и передвижение по областям», «закрыть границы между городами»);
• 1% заявил о необходимости в случае ухудшения ситуации ввести режим чрезвычайного положения.

Около четверти опрошенных высказались в менее жестком ключе:

• 8% рекомендуют властям убеждать людей вакцинироваться («больше мер по привлечению к вакцинации», «больше народ просвещать на тему вакцинации», «вести грамотную и деликатную информацию о вакцинации», «вакцинировать больше людей», «прививки продолжать, убеждать, чтобы делали», «способствовать дальнейшей вакцинации»);
• 6% советуют совершенствовать систему здравоохранения, увеличивать ее финансирование («в медучреждениях наладить алгоритм: кто что делает, ведь сейчас очереди, талон к врачу, все в куче стоят – и больные, и не больные», «лечить людей своевременно, обеспечить лекарствами больницы», «улучшать работу здравоохранения, уменьшать смертность», «мало мест для больных коронавирусом», «сократить расходы на ментов, увеличить – на врачей»);
• 5% говорят о необходимости финансово поддержать население («всем выплатить пособия», «выдавать пособие или коммуналку отменить на несколько месяцев», «материальная поддержка», «оказать финансовую поддержку малоимущим, пенсионерам и семьям с детьми», «налоговая амнистия для должников по налогам хотя бы 50%», «господдержка предпринимателям», «социальная поддержка предпринимателей и граждан»);
• 3% предлагают изобрести лекарство от коронавируса или более эффективную вакцину («надо искать лекарства, препараты», «придумать лекарство от коронавируса», «можно произвести лекарство, а не вакцину от коронавируса», «дорабатывать вакцину, чтобы доверие граждан было лучше к этой вакцине», «изобрести нормальную прививку», «нужна вакцина, которая будет предохранять точно»);
• 2% считают, что властям следует действовать так же, как сейчас;
• еще 2% предложили властям усилить гигиенические меры борьбы с эпидемией («принуждать работодателей для осуществления санитарной обработки», «использовать дезинфицирующие средства не работе и в подъезде», «в метро и автобусах обеззараживать воздух с помощью ультрафиолета», «обработку улиц, транспорта»).

Около 10-й части участников опроса высказались в пользу отмены ограничений:

• 5% считают, что нужно отменить все ограничительные меры, ничего не делать («административные меры бесполезны, человек знает сам, что должен делать», «не мешать людям жить», «никакие меры неэффективны», «никакие не принимать меры», «никакие, бездействовать», «как жили раньше, так и надо жить», «никаких, все переболеют – выработается коллективный иммунитет»);
• 4% высказались в пользу отмены вакцинации и QR-кодов («прививки ни к чему», «не обязывать людей вакцинироваться», «отказаться от прививок», «отменить коды, вакцинацию», «убрать QR-коды», «вакцинация добровольная, надо жить, как жили, – без QR-кодов»).

Особняком стоят 2% предложивших властям в случае ухудшения ситуации уйти в отставку («поменять президента», «подать в отставку всему правительству», «сменить правительство», «в отставку пойти», «поменять власть»).

Распределение ответов на этот открытый вопрос позволяет выдвинуть еще одно предположение, почему введение нерабочей недели воспринимается половиной опрошенных скорее как бесполезная мера в борьбе с пандемией. С критической оценкой нерабочей недели единым фронтом выступают как сторонники жесткой линии борьбы с пандемией (серьезный локдаун, принудительная вакцинация, дискриминация непривитых, QR-коды), так и ее противники – те, кто считает, что нерабочая неделя наносит слишком серьезный вред экономике, и те, кто считает эпидемию ковида фейковой опасностью (ковид-диссиденты и коронаскептики). 

Если добавить этот штрих к общей картине, о которой мы говорили выше (о том, что многие проигнорировали нерабочие дни и продолжали работать, а четверть опрошенных воспользовалась «выходными», для того чтобы встретиться с родственниками и друзьями, значительная доля молодежи проигнорировала рекомендации по сокращению социальных контактов и т. п.), то общая реакция людей на нерабочие дни с 30 октября по 7 ноября становится в достаточной мере понятной. Проблема заключается в том, что полумеры (а именно так нерабочая неделя и воспринимается) раздражают как сторонников, так и противников жесткой антиковидной политики, и тот факт, что именно мягкие шаги, корректируемые сообразно меняющейся ситуации, могут быть наиболее адекватными, ни на что уже не влияет.

Резюмируя, можно с серьезной долей уверенности констатировать, что следующий краткосрочный локдаун (если в нем появится необходимость) не будет встречен нашими согражданами с пониманием и, вероятнее всего, широкими народными массами просто проигнорируется. 

______________

Источник данных

Ежедневный общероссийский телефонный опрос населения 18 лет и старше. Сроки проведения опроса: 11–14 ноября 2021 года. Ежедневно опрашивались 300 респондентов. Расчет делался по суммарной выборке за четыре дня опроса, итоговый объем выборки – 1200 респондентов.