«Оборотной стороной пандемии стала стигматизация медиков»

Инна Силенок, психолог, организатор службы волонтерской психологической помощи #МыВместе: Надо сказать, что первое время на горячую линию врачи не звонили вообще, иногда писали в чат-бот инкогнито. Запросы, с которыми они обращались, были связаны со стрессом от того, что они не могли действительно помочь людям, которые от них как от богов ждали спасения. Образ врача как героя, который возник в прошлом году, достаточно тяжело психоэмоционально держать, когда каждый день ты видишь людскую боль. Врачи – даже более дисциплинированные и более ответственные люди, чем военные. В ситуации максимальной неопределенности они лучше понимают, насколько все непредсказуемо. Поэтому для них это была большая ответственность, большой стресс.

Сейчас врачи в регионах стали чаще обращаться на очный прием, по месту работы или недалеко от него. Важно, чтобы врачи могли в клиниках, где они работают, получать психологическую помощь, и чтобы проводилась групповая работа. Во многих частных клиниках это есть. В большинстве государственных по-прежнему врачам не до этого, потому что у них жуткая перегрузка, и хочется сразу бежать домой.

Надежда Сафьян, психолог, основательница проекта «МыРядом2020»: Медики – закрытое сообщество. Заявок на психологическую помощь от них не так много. Поэтому мы старались донести до них важность психологического здоровья через наши вебинары, большую часть которых вели медики-психотерапевты, сами работавшие в «красной» зоне – им доверия больше. Они понимают, насколько важно заботиться о своем психологическом здоровье, и могли поделиться опытом, как снижать стресс, как не улететь в невроз, как поддерживать себя в «красной» зоне.

Надежда Сафьян, психолог, основательница проекта «МыРядом2020»: Когда мы начинали работать, то задавались вопросом: что мы можем сделать за одну консультацию? Как показал опыт нашего проекта, требовалось от одной до четырех консультаций, чтобы помочь медикам выйти из состояния безысходности и беспомощности. А когда они выходят из этого состояния, то уже сами понимают, что им дальше делать.

Как узнать выгорание? Рассеянность, бессонница, когда человек не сфокусирован, поплыл – все это видно. То есть нарушаются когнитивные функции: внимание, память, мышление. Тогда человеку рекомендуется отдых. Он бывает разный. Есть и пятиминутки отдыха, которые мы в первые же дни пандемии начали делать: в разгар напряженного рабочего дня открыть окно, пять минут подышать воздухом – это и есть забота о себе, профилактика. Танцы, когда человек физически двигается в коллективе, юмор – это все такие маленькие способы не доводить себя до истощения.

Нагрузка на работе отражалась на семейной жизни медиков. Например, мама в первую волну две недели отсутствует дома, а там маленькие дети. У нее очень сильное чувство вины: она плачет, не может с этим справиться, и на работе не полностью включена, и домой не может вернуться, чтобы быть с ребенком. Психологи помогали выстроить дистанционный контакт с ребенком – просто рассказать, как проходит день. Когда налажен контакт, пусть дистанционно, то все стоит на своих местах.

Инна Силенок, психолог, организатор службы волонтерской психологической помощи #МыВместе: Наиболее частые обращения касались усталости, которая начала возникать уже в первые месяцы. Усталость говорит о том, что происходит психоэмоциональное выгорание. Мы разработали методичку по профилактике психоэмоционального выгорания волонтеров-медиков и врачей. Там были предусмотрены достаточно большой комплекс лечебной физкультуры и диета, потому что, когда человек находится в постоянном стрессе и в постоянных перегрузках, надо в первую очередь заботиться о своем теле. Врачи говорили, что у них есть ощущение какой-то замороженности после постоянного пребывания в этих костюмах. Многие стали заниматься фитнесом именно в период пандемии, ходить на йогу и цигун – то есть они взяли на себя ответственность за свое здоровье.

Помимо темы усталости, когда вообще не хочется ни с кем разговаривать, а хочется уединиться, закрыться где-то в раковине и там пересидеть до момента, пока это все не закончится, появились еще темы возвращения к повседневной жизни, к повседневной работе по окончании пандемии. Кто-то работал стоматологом, кто-то – ортопедом, за это время медицина по их профилю, возможно, уйдет вперед, и врачи боятся, что профессионально отстанут. Они обращают внимание на то, что некоторые их коллеги, которые не в «красной» зоне, активно популяризуют себя в Instagram, проводят какие-то лекции, – и им кажется, что они, когда вернутся к повседневной жизни, отстанут от всех этих процессов, окажутся в другом веке.

Анна Ожиганова, медицинский антрополог Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН: Есть проблема манипуляции, связанная с героизацией миссии врачей во время пандемии. Например, перепрофилирование одного из роддомов под ковидный госпиталь сопровождалось большим вниманием СМИ, которые сообщили, что коллектив роддома обратился в Департамент здравоохранения с инициативой, чтобы они стали ковидным госпиталем. Но, как сказала мне врач этого роддома, не было никакой инициативы, это все решил сам департамент – у врачей ничего не спросили, и им продолжают ничего не говорить. И несмотря на выплаты и всякие блага, которые им предоставили, вот это невнимание, игнорирование их мнения очень больно по ней ударило. Теперь эта врач не доверяет вообще никакой информации о коронавирусе и всем требованиям, которые разработаны нашими службами, занимающимися пандемией.

Другой пример: интервью врача из сибирского региона, он работает в роддоме, который стал ковидным, то есть, принимает беременных женщин с подозрением и с подтвержденным ковидом. Интервью было в августе 2020 года, и на то время у них не было достаточного количества СИЗов – они их стирали. Деньги, которые были им положены, выплачивались по очень сложным схемам: высчитывались часы, которые они проработали не в госпитале в целом, а именно с пациентом с подтвержденным ковидом. Вычитались часы до получения анализа. Это удивительно, какие существуют ресурсы экономии на врачах. И во всех интервью врачей звучало, что с ними не считаются, их мнение никого не интересует, но у них нет никакого выхода: они могут либо терпеть, либо уволиться.

Мария Вятчина, антрополог, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований: Для нас с самого начала стало понятно, что эпидемия задела абсолютно всех медиков, даже тех, кто работает не в «красной» зоне или в неперепрофилированных учреждениях. Очевидно и без всякого подсчета, насколько велики стали переработки – не только людей, которые трудятся в ковидных госпиталях, но и, например, терапевтов на обычных участках. Их нагрузка возросла, и им пришлось очень много разрывов закрывать буквально своими телами. Ковид показал, что, помимо медикаментозного лечения, очень важным оказывается труд заботы. Он ложится на младший и средний медицинский персонал, о котором иногда забывают. Особо уязвимые группы пациентов, например, онкологические пациенты, и их лечащие врачи были вынуждены менять свои планы. Недообследованность пациентов в перспективе ляжет дополнительной нагрузкой на медработников.

Именно медики стали первой и самой массовой группой пациентов. Они заражались на работе, поскольку далеко не сразу появились средства защиты, особенно в неперепрофилированных учреждениях, да и перепрофилирование происходило, как мы помним, далеко не сразу: большая часть ковидных учреждений запустились в апреле – мае. Эти пациенты, медицинские профессионалы в палатах, стали вызовом для тех коллег, которые их лечили. В перспективе важно попытаться понять, как эти экспертные пациенты повлияли на процесс организации работы госпиталей.

Инна Силенок, психолог, организатор службы волонтерской психологической помощи #МыВместе: Я знаю врачей, которым пришлось сменить регион, переехать в том числе, на юг, в Ростовскую область, в Краснодарский край, в Крым, потому что смотреть в глаза людям, которым они в какие-то моменты не смогли помочь, оказалось для них серьезной психотравматической ситуацией.

Мария Вятчина, антрополог, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований: Профессиональные медицинские кадры были очень востребованы, особенно в крупных медицинских учреждениях, которые были созданы или перепрофилированы под ковид. Это позволило медицинским работникам из регионов, которые имели опыт, стаж, поехать на работу в более крупные центры, например, в Москву или Санкт-Петербург. Да, часто там были более экстремальные условия работы, как, например, в Коммунарке (вообще каждая «красная» зона, несмотря на единые требования Роспотребнадзора, на практике устроена и функционирует по-своему). Но вместе с тем это были более высокие зарплата и качество жизни. Некоторые повторные интервью показывают, что эта мобильность, которая изначально казалась кратковременной, в итоге повлияла на жизненные проекты медицинских работников: часть из них решила остаться, переехать в те города, где они работали во время ковида.

Анна Ожиганова, медицинский антрополог Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН: В ситуации пандемии проблема институционального недоверия врачам и к медицине в целом, которое зарегистрировано многими опросами и исследованиями в предшествующие годы, может и усугубиться. Поскольку стресс и сверхмобилизация – это не та ситуация, в которой могут происходить позитивные изменения, связанные с отношением общества и институтов.

Известно, что россияне, мягко говоря, неохотно вакцинируются, очень высокий процент людей говорит, что они не готовы вакцинироваться в принципе. Интересно, что при этом достаточно высокий процент врачей также говорит, что они не доверяют вакцине и не собираются вакцинироваться, – это исследование проводили в мобильном приложении «Справочник врача» в августе 2020 года. Тогда только 24% врачей были готовы вакцинироваться, а отрицательно ответили в целом даже больше, чем в среднем по населению.

Когда мы рассматриваем проблему вакциноскепсиса, то проще всего апеллировать к неграмотности людей, что они просто недостаточно образованы, не понимают действия вакцины, не понимают, что исследования подтверждают то, что эти вакцины действительно действуют и достаточно безопасны. Но в ситуации врачей мы не можем апеллировать к этой, по выражению Славоя Жижека, воли к незнанию. Если люди во время пандемии не желают знать какие-то подробности, возможно, это знание, на их взгляд, угрожает их жизни.

Мария Вятчина, антрополог, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований: Оборотной стороной пандемии стала сплошная стигматизация: самостигматизация медработников и стигматизация со стороны. Постоянно был вопрос, а не заражен ли я, а не представляю ли я угрозу для окружающих? Это приводило к постоянным переговорам с самим собой и с другими о том, что можно, а что нельзя делать, и часто не все доступные возможности поддержки могли быть осуществимы во время ковида. Семьи в разлуке с детьми, невозможность поддерживать старшее поколение и близких родственников.