Разговор о коллективной травме из-за пандемии

Лариса Паутова: По данным ФОМа, 56% россиян сообщают, что пандемия коронавируса повлияла на их психологическое состояние, 43% говорят об обратном. Какие социальные группы сильнее всего ощутили влияние пандемии?

Юлия Грязнова: Международные исследования показывают, что из-за пандемии коронавируса до 20–30% людей страдают посттравматическим стрессовым расстройством. В феврале 2021 года АНО «Национальные приоритеты» совместно с Mail.ru Group провела интернет-опрос 1600 респондентов. Для разработки анкеты мы привлекли психологов.

Мы не только исследовали посттравматическое стрессовое расстройство, но и уровень удовлетворенности жизнью, чтобы выявить взаимосвязи между этими детерминантами. Если честно, мы думали, что россияне находятся в сильнейшем стрессе вследствие пандемии, однако состояние опрошенных оказалось в целом удовлетворительным, хотя есть и уязвимые группы. При этом субъективная удовлетворенность жизнью и выраженность посттравматической симптоматики у опрошенных не были связаны между собой, корреляции не было. Только 13% респондентов имели сильное или очень сильное посттравматическое стрессовое расстройство, 33% – умеренное, у 15% его совсем не наблюдалось, у 38% было небольшое расстройство.

У женщин уровень стресса был в два раза выше, чем у мужчин – 14 и 6% соответственно. К тому же, чем старше люди, тем они стрессоустойчивее. С возрастом накапливаются компетенции, которые позволяют справляться со стрессом. По нашим данным, уязвимой группой является молодежь. Среди 14–17-летних 25–26% имели сильное или очень сильное посттравматическое расстройство. Безусловно, им нужно уделять повышенное внимание и родителям, и в школе.

_____

Источник: Интернет-опрос по заказу АНО "Национальные приоритеты" по репрезентативная выборке, 1600 респондентов, февраль 2021 г.

См. Презентацию Юлии Грязновой «Психологическое состояние россиян после COVID-19» 

Лучше всех в условиях пандемии себя чувствуют те, кто состоит в законном браке. Они испытывают гораздо меньше расстройств даже по сравнению с теми, кто состоит в неофициальных отношениях. Низкий уровень стресса был и у вдовцов. Складывается впечатление, что само по себе наличие законного брака – это некоторый закрытый гештальт, который позволяет людям считать, что они что-то сделали в жизни. С разведенными это не работает. Еще одна важная тенденция: чем ниже уровень образования, тем выше уровень стресса. Соответственно, важным фактором поддержки ментального здоровья в пандемию стало наличие семьи, высшего образования и работы.  

Илья Штейнберг: Есть ли у вас какая-то гипотеза относительно того, почему женщины в два раза менее стрессоустойчивы, чем мужчины? Особенно это удивляет в России, где женщины показывают большую выносливость – и не только физическую, но и психологическую.

Юлия Грязнова: Во-первых, среди женщин были и домохозяйки, а они обладают более высоким уровнем стресса. Во-вторых, у меня есть гипотеза, которая частично связана с национальными проектами в системе демографии: семья в России строится вокруг женщины, женщина несет ответственность за всю семью, за старшее и младшее поколения. В частности, она отвечает за здоровье семьи. Следовательно, из-за пандемии у женщин могла развиться повышенная тревожность.

Юлия Зубок: Через три дня после объявления самоизоляции у многих коллег рабочие места переместились на кухню. И женщина, которая и швец, и жнец, и на дуде игрец, со своим ноутбуком переместилось туда, где у нее все включено: и компьютер, и стиральная машина, и плита. И этот межролевой конфликт в самоизоляцию проявился очень четко, отсюда и повышенный уровень стресса. 

Марина Безуглова: По данным Gallup, пандемия будет иметь отсроченные последствия. Конечно, пик ухудшения ментального здоровья пришелся на первую волну, но и к концу 2020 года показатели ментального здоровья не вернулись на предпандемийные уровни. Пандемия обострила неравенство в психологическом благополучии. В первую очередь пострадали те социальные группы, которые и до пандемии были наиболее подвержены проблемам с ментальным здоровьем, – это женщины, молодежь и низкодоходные группы.  

Юлия Зубок: Кстати, мне показались вполне закономерными данные о повышенном стрессе у подростков. Мы отмечали высокий уровень стресса у них и до пандемии. Объясняется это тем, что они находятся в ситуации острого выбора, социального старта, то есть в зоне повышенной неопределенности, риска. Подростки принимают решения об образовательной траектории, выбирают конкретное учебное заведение. И у них нет понимания, что же в результате получится. 

Еще крайне важно учитывать как смысложизненные ценности конкретного молодого человека, так и его габитус. Например, у него есть склонность к активной жизни или пассивной, склонность к изменениям или к сохранению стабильного состояния. Те, кто рассматривает самореализацию как смысложизненную ценность, больше обеспокоены состоянием своего психического и психологического здоровья, чем те, кто готов плыть по течению. Те, кто отличается архетипической установкой на совестливость, сильно переживают ситуацию пандемии, а те, кто уверен в правоте власти, – нет. Но нужно наблюдать и исследовать дальше.  

Лариса Паутова: Исследования Ipsos показало, что около половины работающих испытывали стресс из-за изменений в рабочих процессах (55%), расширений семейных функций, таких как практически круглосуточный уход за детьми (45%), трудностей с поиском баланса между работой и отдыхом (50%).

Марина Безуглова: Исследования Ipsos также показывают, что более половины опрошенных в мире хотели бы жить более размеренной жизнью. Мир стал сверхбыстрым, очень волатильным, изменчивым. Такая скорость жизни предъявляет повышенные требования к человеку. Возникает противоречие между возможностями человеческого организма, который эволюционирует крайне медленно, и быстро меняющимся контекстом жизни. Неудивительно, что год от года увеличивается процент людей с ментальными расстройствами непсихотической природы, то есть с депрессиями и тревожными расстройствами. И, по прогнозам ВОЗ, к 2030 году депрессивные расстройства станут основной причиной нетрудоспособности сотрудников, опередив сердечно-сосудистую патологию. 

В этой связи в пандемию выросла значимость помогающих профессий – психологов, психотерапевтов, коучей. Хотя частота обращения к ним существенно не увеличилась, так как люди склонны стигматизировать психологическую помощь.

Если говорить о положительных моментах, то благодаря пандемии проблема ментального здоровья актуализировалась в мировом масштабе. На нее обратили внимание и эксперты, и компании, и государственные институты. Например, многие компании увидели, что сотрудники испытывают эмоциональное выгорание. Это стало ответом на накопившиеся тревоги, беспокойства, социальные изменения. В соответствии с моделью социального психолога Кристины Маслах истощение эмоциональных и физических ресурсов приводит к негативизму, эмоциональной отрешенности, апатии. Эти состояния влияют на качество работы сотрудников и довольно дорого обходятся самой компании. 

В конце прошлого года Ipsos совместно с креативной PR-студией RODNYA провела исследование среди сотрудников коммуникационной индустрии на тему ментального здоровья. Оказалось, что удаленная работа не является фактором стресса № 1. Только 20% назвали удаленку причиной ухудшения их ментального здоровья. В большинстве своем респонденты говорили о факторах, связанных с неудовлетворенностью конечным результатом, зарплатой, неопределенностью в карьере, плохими отношениями с руководством, то есть называли комплексные проблемы, которые могли быть и до пандемии, просто обострились во время нее. Еще одно наблюдение из проведенного исследования – у сотрудников с высоким уровнем заботы о себе гораздо реже встречаются симптомы выгорания. Потому что забота о себе, о своем ментальном здоровье создает устойчивость. Более того, оказалось, что высокий уровень заботы о себе коррелирует с более высокими оценками удовлетворенности жизнью, работой, отношениями, то есть влияет на уровень благополучия. А вот стиль менеджмента влияет только на удовлетворенность работой. Для меня это означает, что благополучие человека – это его личный выбор, то, как человек относится к себе, к своему здоровью. 

См. презентацию Марины Безугловой «Угрозы для ментального здоровья в пандемию»

К счастью, работодатели осознали, что они могут помогать своим сотрудникам улучшать ментальное здоровье. И сейчас очень многие компании занимаются внедрением программ well-being для персонала, при этом не только снижая психоэмоциональные факторы путем улучшения рабочей среды, но и обучая людей управлять своими внутренними ресурсами и поддерживать себя. 

Юлия Кот: Если говорить про бизнес-сферу, то в кризисное время именно на руководителей приходится основное давление, поскольку сотрудники часто ориентируются на них и зависят от их настроения. Поэтому с началом пандемии лидерам бизнесов пришлось справляться не только со своими страхами и стрессами, но и с паникой всего коллектива. Я хочу обратить внимание на те проблемы, которые, согласно результатам опросов ФОМа, в большей мере беспокоят именно предпринимателей, нежели всех опрошенных. Это страх массовой безработицы, беззащитность перед властями, а также невозможность самореализоваться. И в рамках исследовательского направления «Корпорации и пандемия» Проекта коронаФОМ мы задавали руководителям бизнесов вопрос, что им помогает удерживаться на плаву, продолжать свою работу. На основании их ответов можно сформулировать некоторые советы для других представителей бизнеса. Первый совет – сконцентрироваться на том, на что можно оказать влияние, на отношениях с командой, на собственном самочувствии. Второй – ограничить поток негативной информации, выбрать один или два источника информации. Третий – продолжать действовать, работать, двигаться. Четвертый – разрабатывать различные сценарии будущего, как пессимистичные, так и оптимистичные. Пятый – следить за профилактическими мерами и уделять большое внимание физической активности. Шестой – четко разграничивать рабочий день, не забывать уделять внимание своей семье, увлечениям. Седьмой – поддерживать коммуникацию с коллегами и знакомыми, искать вместе инсайты и пути выхода из трудностей. Восьмой – не зацикливаться на проблемах и видеть возможности для роста.

_____

Источник: репрезентативные опросы населения РФ от 18 лет и старше. 53 субъекта РФ, 104 населенных пункта, 1500 респондентов. Январь 2021 года. ФОМ

См. Презентацию Юлии Кот «Как не падать духом в пандемию. Лайфхаки от руководителей бизнеса»

Лариса Паутова: По данным ФОМа, у 21% респондентов за этот год сильно пострадало психологическое здоровье. Согласно исследованиям Юлии Грязновой – лишь у 12%. Как может появиться посттравматический синдром в будущем?   

Илья Штейнберг: За последний год нередко можно было слышать, что пандемия – это своего рода война. Однако прямые аналогии не очень продуктивны, потому что, во-первых, нет конкретного врага. Во-вторых, от войны можно убежать, эмигрировать, а в ситуации пандемии бежать некуда, нет такой точки на земле, где бы не было ковида. Да и симптоматика посттравматического синдрома из-за пандемии не в полной мере похожа на симптоматику после участия в боевых действиях. Отдельный вопрос: является ли пандемия стрессом сама по себе, как война?

И от природы нам даны три способа защиты от стрессовых ситуаций: драться, бежать или замирать. У каждого человека с рождения есть преобладающий способ защиты. В пандемию же выиграли именно те, чья естественная реакция – замирание. Но насколько люди готовы к новым волнам пандемии или другим угрозам? Все-таки каждый пятый респондент признается, что пандемия оказала влияние на его ментальное здоровье. На мой взгляд, пора разрабатывать системы реабилитации и оказания своевременной психологической помощи людям. 

Юлия Грязнова: С марта по август 2020 года на сайте «Стопкоронавирус.рф» работала горячая психологическая линия, которую мы поддерживали с помощью психологов-добровольцев из Московского института психоанализа. На нее поступало огромное количество звонков. Примерно треть из них была связана с синдромом выученной беспомощности. Люди звонили в панике, они нуждались в консультации психолога. При этом психологи каждый раз задавали один и тот же вопрос: «А что вы можете сделать в этой ситуации?» Буквально через 5–10 минут разговора человек сам находил решение, возвращал контроль над собственной жизнью, составлял план действий – и переставал паниковать. 

Тимофей Нестик: Когда люди переживают трудно контролируемую угрозу, это запускает множество перцептивных защит: недооценку угрозы и вероятных последствий, веру в конспирологию и др. Хотя наиболее конструктивной стратегией является, конечно, принятие ситуации, но именно это затруднено. Наши исследования показывают: чем больше человек уверен в том, что может влиять на ситуацию, тем меньше он подвержен такого рода психологическим искажениям. Конструктивность наших стратегий совладания связана с формированием образа будущего, того, как сложится ситуация. И чем выше уровень социального оптимизма в обществе, тем выше принятие ситуации и соблюдение мер предосторожности. Долгосрочное будущее мы, как правило, оцениваем позитивно, так как это поддерживает нашу самооценку и веру в справедливость мира. Но в краткосрочной и среднесрочной перспективах люди более склонны к пессимизму. Это может быть и намеренное снижение ожиданий, так называемый защитный пессимизм, когда мы занижаем планку своих ожиданий, оберегая себя от фрустрации. В настоящее время мы находимся в условиях отложенной мечты, отложенных свершений. И будущее зависит от того, что психологи называют самоэффективностью, – от субъективного взгляда на собственную способность повлиять на ситуацию. 

Ирина Петрова: Сейчас не просто существенно размыт образ светлого будущего, а горизонт планирования схлопнут до нескольких недель, сейчас поступательно закрепляются смысловая дихотомия, смысловой разлом, происходят утрата доверия к публично представленной информации, расшатывание авторитета и статуса экспертов. И это все неизбежно приводит к появлению и усилению серьезных психологических и социальных проблем. Эта смысловая дихотомия проявляется в противостоянии идей. С одной стороны, происходят атомизация человека и предельное схлопывание государств в национальных границах, а с другой – формирование коллективной ответственности, образа связанности людей как сообщающихся сосудов. Своего рода иная интерпретация концепта «другодоминантности» физиолога Алексея Ухтомского – «эгоистичное обережение другого».

Лариса Паутова: Какие уроки нам преподала пандемия?

Марина Безуглова: Наш мир проще не станет, «черный лебедь» прилетает регулярно. Уже сейчас считается, что основные навыки, которые понадобятся человеку XXI века, – это, конечно, экзистенциальные и метанавыки. Это личная стойкость, умение управлять своими ресурсами, поддерживать свое здоровье, управлять процессами сознания, разума.

Ирина Петрова: При обычном течении жизни нам свойственно рождать сначала смыслы, а потом – образы. А пандемия, переживаемый стресс перевернули все с ног на голову. Сперва возник образ болезни, который был наполнен смыслами, причем часто фейковыми. А ответственность за их распространение никто не нес. Поэтому так важно этическое регулирование профессиональных сообществ, в частности журналистского. Конечно, до сих пор не хватает пула независимых экспертов, к мнению которых мы прислушивались бы и кому доверяли бы. 

Юлия Зубок: Сегодня точно можно сказать, что пандемия поможет закрепиться многим трендам, которые раньше просматривались, но не были массовыми. Но каким именно и в какой степени – еще не очень понятно. Поэтому я бы призвала пока воздерживаться от однозначных выводов. Нынешняя ситуация – это ситуация неопределенности, а она всегда характеризуется размытой гранью между свойством и состоянием системы. Мы пока наблюдаем, фиксируем некие черты, но еще не можем утверждать, насколько они станут устойчивыми и постоянными и какие из них перейдут в свойство, а какие окажутся временными проявлениями. Для этого нужно время.