«Специфическая черта пандемической реальности – в том, что эпидемиологически этой реальности нет»

За год с начала пандемии в России появилось не так много исследовательских проектов, целью которых было разобраться с тем, как пандемия воспринимается и репрезентируется в различных социальных группах. В феврале 2021 года были опубликованы результаты проекта «Картины мира людей, включенных в эпидемию»*, подготовленного фондом «Хамовники». «Картины мира людей» – это таблицы, составленные с помощью аппарата веерных матриц. Таблицы позволяют представить пандемию как фрагмент реальности с определенной структурой и элементами управления, учесть представления о пандемии различных социальных и профессиональных групп. Эта беседа посвящена специфике проекта «Картины мира людей, включенных в эпидемию» и тому, как он может помочь исследователям.

________

*В подготовке исследования принимал участие социальный исследователь Александр Павлов.

Рис. 1. Картины мира людей, включенных в эпидемию

Каков смысл таблицы «Картины мира людей» и всего проекта, в котором она используется?

Симон Кордонский: Таблица демонстрирует взаимодополнительность мировоззренческих позиций (точек зрения, картин мира) людей с различными ролевыми онтологиями. Взаимодополнительность именно в части их онтологий (от др.-греч. ὄν, род. п. ὄντος – сущее, то, что существует + λόγος – учение, наука). Вне рассмотрения при таком подходе остаются представления людей о динамике наблюдаемых ими процессов и об их причинах.

Юлия Крашенинникова: Я бы еще добавила, что смысл веерной матрицы – в систематизации феноменов, из которых складывается эпидемия как социальное явление.

Какие основные параметры или переменные используются в таблице? Поможет ли она узнать о том, как люди реагируют на пандемию?

Юлия Крашенинникова: Сама формулировка вашего вопроса предполагает, что пандемия существует как объективная внешняя сила или кризисная ситуация, с которой общество сталкивается и на которую реагирует. В этом смысле в таблице вряд ли можно найти ответы. Предлагаемый подход базируется на том, что эпидемия – это действие, в котором участвуют люди в соответствии со своими ролями или занятиями. То, каким образом они вовлечены в процесс, непосредственно обуславливает и то, какая общая картина происходящего у них формируется. То есть каждая из множества общих картин пандемии (они представлены в таблице в виде столбцов) на самом деле ограниченна.

Симон Кордонский: В таблице представлена реакция людей на пандемию, очищенная от мифологизированного мнения о ее динамике и причинах. Это ролевые позиции (профессии) и их отношения с другими позициями в части представлений о существовании. По сути, таблица представляет собой идеальный объект, такой как таблица Дмитрия Менделеева. Ее клетки определяются отношениями между строками и столбцами.

Таблица может помочь исследователю выстроить онтологию программ исследования. Например, возьмем строку «Скрытая правда и ложь» и столбец «Конспирологи», объединим их в производную структуру, в которой имена строк и столбцов соответствуют объединенным клеткам. Заполним новую таблицу. В таблице будут заданы онтологические элементы конспирологической картины мира. Теперь можно перейти к эмпирии, то есть сформулировать вопросы интервью по каждой клетке. Таблица позволяет переходить от собственно идеального объекта к эмпирическим объектам без построений «теорий среднего уровня».

Рис. 2. Конспирологические представления об эпидемии

Юлия Крашенинникова: Давайте посмотрим на примере столбца «Промысловики/собиратели ренты», как работает матрица. Если мы вводим в таблицу эту роль или занятие условных специалистов по собиранию ренты, то тем самым мы признаем, что предметы познания и работы других специалистов также являются источником ренты. Иными словами, во время эпидемии зарабатывают не только на нейтрализации вируса и лечении больных, но и на менеджменте здравоохранения, на поведении обывателей, на продаже конспирологических теорий. И поскольку элементы веерной матрицы взаимодополнительны, у нас также появляется ресурсное хозяйство как предмет изучения и работы других профессионалов (в таблице это строка), только для каждой роли ресурсы будут свои.

В результате этого интеллектуального упражнения у нас появляется аналитическая схема, сетка, которую можно применять для эмпирических исследований, то есть для описания того, что происходило во время нынешней пандемии коронавирусной инфекции. Например, можно классифицировать различные виды заработка или выяснить, почему какие-то промыслы не возникли в конкретной стране, в конкретном регионе, что было вместо них. Или можно попробовать измерить, насколько развиты оказались те или иные промыслы в определенный момент пандемии, и поискать причины этого.

Можно ли на основе данной таблицы судить о том, как разные категории людей представляют пандемию и как это воплощается в их повседневных действиях, жизненных стратегиях?

Симон Кордонский: Нет, нельзя. Таблицы для этого не предназначены. Они не более чем инструмент, который может позволить составить программу исследования того, что люди считают пандемией.

Вы можете сделать программы обыденно-вирусологического исследования или криптовирусологического исследования. Или любых других, для чего надо будет построить соответствующие таблицы.

Юлия Крашенинникова: Более банальный практический смысл построения подобных таблиц состоит в том, что они позволяют увидеть предсказуемость тех или иных публичных позиций и заявлений относительно того, что государству/стране/человечеству следует делать для победы над COVID-19. И, может быть, увидев это, воздержаться от споров о том, какой вариант решения проблем является оптимальным или правильным.

Скажем, для идеально-типического врача-клинициста организация здравоохранения в первую очередь – это правила лечения больных, которые формулирует государство и профессиональное сообщество (какие лекарства применять, в какой фазе болезни, каковы показания к госпитализации и т. п.). А знание о других сторонах организации здравоохранения, например о том, как нужно организовывать выявление вируса у населения или как должны вести себя здоровые люди в повседневной жизни, чтобы не заболеть, находится на глубокой периферии его картины мира или отсутствует вовсе.

Одно время в России была популярна политика диагностирования коронавирусной инфекции по «матовому стеклу» на снимке КТ. Мне кажется, это одно из наиболее ярких проявлений терапевтического подхода «мы работаем с организмом человека, а не с вирусом». А для вирусолога (другой профессиональной роли) важнее система массового тестирования населения, то есть для него количество инфекционных коек и госпиталей в борьбе с эпидемией – безусловно второстепенная вещь. В то же время для эпидемиолога госпитализация – один из способов изоляции инфицированных людей от здоровых, и он с этой точки зрения смотрит на организацию лечения больных. Если таких идеально-типических специалистов спросить, что происходит или что нужно делать для борьбы с эпидемией, то ответы будут ожидаемо различаться.

Кстати, реальные эксперты, выступающие в СМИ по поводу пандемии, часто соответствуют своей профессиональной роли на 100%. Очень легко предугадать, какие проблемы они будут акцентировать и на какие решения уповать.

При этом если экспертов спрашивают о чем-то, что не относится к их сфере специального знания, то они со своей профессиональной роли переключаются на иную роль, чаще всего – обывателя, и презентуют свой обывательский, построенный на личном опыте или переработанной информации из массмедиа взгляд на вещи в качестве экспертного.

Рис. 3. Обыденные представления об эпидемии

Можно ли говорить о том, что в определенный момент наблюдается преобладание конкретной картины мира? Например, в марте 2020 года преобладали конспирологические теории происхождения вируса.

Симон Кордонский: Вряд ли можно привязываться ко времени. Единомоментно в представлениях людей как группы есть все элементы матрицы, но в публичной сфере в момент измерения может доминировать одна картина, например бытовая или конспирологическая. Надо интервьюировать людей, чтобы понять, какая картина у них в данный момент доминирует. И здесь вряд ли можно строить причинно-следственные связи, так как феномен системный, не разлагающийся на цепочки из причин и следствий.

Юлия Крашенинникова: Одна из функций матрицы, как мне кажется, состоит как раз в демонстрации того, что нет и не может быть одной преобладающей картины мира в отношении эпидемии. В публичной сфере в какой-то момент времени может доминировать одна картина, но это отражает лишь технологии управления информационным полем, то есть контроль над тем, что пишут СМИ.

Примеры других эпидемий показывают, что в публичной сфере в итоге доминирует профессиональный взгляд эпидемиологов на ситуацию, потому что другие участники эпидемии в нее слабо вовлечены и редко заинтересованы в публичной презентации (и в управлении информационным полем). Одни участвуют эпизодически (обыватели – только в качестве пациентов), другие – вполсилы, поскольку их предмет уже достаточно изучен и проработан. Так, в отношении ВИЧ, туберкулеза, гриппа и многих других инфекций правила организации здравоохранения установлены и отлажены давно, и менеджеры здравоохранения выходят в публичную сферу по этому поводу лишь в особых случаях, например во всемирные дни борьбы с тем или иным заболеванием.

Что касается конспирологии как специального занятия в эпидемию, то она ведь не сводится к версиям происхождения вируса. В силу разных причин во всех других картинах мира, которые мы рассматриваем в матрице, есть зона непознанного. Каждый специалист сталкивается с тем, что что-то из его сферы компетенции для него остается «белым пятном», где-то ему недостает информации. Вот эта скрытая правда или ложь становится питательной почвой для работы людей, специализирующихся на разоблачении скрытого, то есть конспирологов. Например, есть разные конспирологические идеи о реальных масштабах пандемии. Одни говорят, что на самом деле никакого массового заражения нет, другие – что власти скрывают от общества ужасающие масштабы эпидемии. И то и другое опирается на объективный факт: эпидемиологи не обладают полной информацией о числе заболевших и умерших людей, причем по разным причинам – из-за проблем с диагностикой, поведения обывателей и политики некоторых правительств в отношении официальной статистики.

Как в зависимости от выделяемых в матрице ролей может изменяться ответ на вопрос о том, кто лучше знает, как с пандемией справляться, обеспечивать безопасность?

Симон Кордонский: Приращение знания в вирусологии несомненно. Эпидемиологически ничего нового не происходит, разве что с этой инфекцией стали бороться методами, апробированными на чуме и холере, через карантины. И доказали, что они не работают. В терапии уже в марте прошлого года были отработаны протоколы лечения, позволившие минимизировать смертность во всех возрастных группах. Однако эти протоколы не были одобрены и рекомендованы Минздравом России. В организации здравоохранения резко возросла роль санитарной власти: до этого она занималась борьбой с курением и алкоголизмом, а теперь влезает со своими запретами во все сферы жизни.

Такие роли, как организаторы здравоохранения и промысловики, стали доминирующими. Собственно, от организаторов здравоохранения пошел поток ограничений, а от промысловиков – поток новаций, позволяющих делать гешефт на ограничениях. Союз промысловиков и организаторов здравоохранения позволил им выкачать какие-то фантастические деньги и из госбюджета, и из населения. А у обывателей – паника и стрессы, которые приводят к повышению смертности.

Можно ли выделить специфические черты, признаки текущей пандемической реальности?

Симон Кордонский: Первая специфическая черта пандемической реальности – в том, что эпидемиологически этой реальности нет. Нигде в мире число заболевших не перевалило за 5% населения. А это критерий пандемии. Второй специфической чертой стало несоразмерное угрозе информационное и административное давление на население, были ограничены экономическая и обыденная деятельности. О последствиях ограничений говорить еще рано. Третьей специфической чертой стал сам вирус, в котором парадоксально сочетаются свойства обычного ОРВИ и геморрагических лихорадок. Биологическая и медицинская науки оказались в параличе. Так, лечение, характерное для ОРВИ, приводило к инвалидизации, а лечение, применяемое при геморрагической лихорадке, начиналось слишком поздно, когда уже мало что можно было сделать.