Как отличить социологию вируса от всего остального и немного об институтах
Задача по вычленению социологического в широком потоке публикуемых ежедневно материалов о коронавирусе не так проста, как кажется. Иногда слово «социология» содержится в самом заголовке статьи или в титуле ее автора, но текст не имеет никакого отношения к социологии. Иногда материал, номинально принадлежащий к области фольклористики или макроэкономики, оказывается пронзительно социологическим. Для различения социологических и несоциологических текстов мы будем использовать критерий двух социологий, предложенный полвека назад британским исследователем Аланом До (Alan Dawe).
До предложил различать социологию институтов и социологию повседневности и признать, что попытки навести мосты между ними (это излюбленное дело всех маститых социологов) заведомо провальны. Позднее, в начале 1990-х Маргарет Арчер, которая в то время была главой Международной социологической ассоциации, предложила использовать в отношении тех, кто все-таки усердствует в попытке наведения мостов между двумя социологиями, уничижительный ярлык «конфляционисты» (от лат. conflatio – сплавление). Один из ведущих российских социологов Александр Филиппов говорит здесь об «усредненной социологии». После До и Арчер возникла конвенция: социологичен тот тезис, в котором артикулируется его принадлежность к одной из двух социологий и не делается попыток конфляции.
В одной из своих работ о семиотических началах институциональной социологии я показал, что к институциональному относится все, что связано с правилами, а в конечном итоге – со знаками, символами, показывающими, как себя нужно вести. Причем неважно, интернализованы эти знаки в сознании людей или объективированы (в языке, на плакатах, полотнах фламандских мастеров, теле- и киноэкранах, в классической литературе). Это изображения того, как должно быть. Символы, единицы семиотической природы. Другое дело – то, как люди ведут себя в повседневности. Здесь уже реальные живые люди, обладающие телом, находящиеся здесь-и-сейчас и движимые смыслом, определением ситуации, как-то себя ведут. И это их реальное действование может сильно отличаться от того, что предписывается плакатами или классической литературой.
*Этнометодологические, символико-интеракционистские, фрейм-аналитические этюды и просто полевая этнография.
Чтобы отделять социологические тексты от квазисоциологического шума по поводу вируса, я буду в дайджестах различать эти два вида социологических описаний и соответствующие им два «уровня/пласта» социальной реальности: институты и поведение в повседневности. Каждый конкретный мой дайджест будет посвящен либо институтам, изменениях в правилах в меняющемся мире, либо описанию реального опыта реальных людей*. Наш критерий концептуально небезупречен – многие промежуточные, межуровневые категории остаются неохваченными: классы, практики, установки, общественное мнение и др. Но лучше такой инструмент селекции, чем вообще никакого.
Сегодня поговорим об институтах.
Все мы являемся как минимум реципиентами смешных мемасиков и видосиков по поводу вируса и всего, что с ним связано. Иногда трудно удержаться от того, чтобы не переслать это другим. Хочется же? Откуда это берется? Каким семиотическим кодом регулируется? Кто и почему их создает? Что они на самом деле означают? Почему они неизменно смешные? Как это соотносится с полутора миллионами заболевших и почти сотней тысяч умерших по всему миру?
Читайте в социологическом блокбастере – популярной статье заведующего лабораторией теоретической фольклористики ШАГИ РАНХиГС Никиты Петрова, опубликованной на заре карантина в газете «Коммерсантъ».
Многие принимаемые сейчас антикризисные меры, новые временные экстренные правила игры могут закрепиться и превратиться в социальные институты, которыми будет регулироваться наше поведение в ближайшие несколько десятилетий, а то и столетий. Постепенно экстренное становится привычным, привычное нормальным.
Об этом говорит в большом интервью РБК один из ведущих российских экономистов, ректор РАНХИГС Владимир Мау. РБК приводит такую иллюстрацию. «В 1917 году в Канаде в качестве временной меры в тяжелых условиях Первой мировой войны был введен налог на доходы физических лиц и компаний. Отменить налог предполагалось в течение года или двух после завершения военных действий, однако налог продолжал существовать в качестве временной меры вплоть до 1948 года, когда был официально утвержден в качестве постоянного».
Об институтах поствирусной эпохи рассуждает в своей колонке на РБК, переходя порой в семиотические термины, и ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов:
«Мы видим грядущее упрощение организации бизнеса, упрощение крупных организаций вообще и достаточно серьезную экономию внутриорганизационных издержек на контроле поведения сотрудников — не так важны будут время прихода в офис, длительность перерыва на обед и дресс-код. Контролироваться будут только результаты труда. Это позволит избавиться от таких фетишей прошлого, как рабочая неделя или рабочий день».