«Вы меня, наверное, не помните. А мы с вами вчера провели незабываемую ночь»

Мой выбор медицины оказался случайным, но о нем я не пожалела ни одной минуты своей жизни. Родственников, связанных с медициной, у меня нет. Так что я не являюсь продолжателем врачебной династии. После окончания 11-го класса и получения аттестата мы с папой повезли документы подавать на юридический факультет в политехнический вуз, но случайно, проехав нужный поворот, оказались на площади, где стоит теперь уже моя альма-матер. Собирались развернуться в нужном направлении, но мне почему-то захотелось зайти в университет и просто посмотреть. Так любопытство привело меня в храм медицинской науки. Я прошлась по кафедрам анатомии, оперативной хирургии, по длинным и немного мрачным коридорам вуза, со стен которого смотрели портреты выдающихся медиков-эскулапов. Особая атмосфера сдержанной торжественности и чего- тайного, сакрального, в сочетании с нотками формалина и ароматов, доносившихся с кафедры клинической фармакологии, очаровали меня. Я осталась. А так как в первый год к поступлению была не готова, то пришлось поступать на следующий и провести в стенах Курского государственного медицинского университета шесть самых счастливых лет в своей жизни.

Выбор специализации сложился сразу и совпал с течением моей беременности, так как, выйдя замуж на 2-м курсе, на 3-м я родила дочь. Моя беременность протекала параллельно с моей учебой и синхронно с курсом «Акушерство и гинекология». Таким образом, после окончания 3-го курса я не сомневалась в том, чем буду заниматься и какую специализацию выберу.

После окончания интернатуры я работала в роддоме, затем была женская консультация, иногда параллельно – родом и женская консультация. Также был опыт работы в течение шести лет на скорой помощи в составе специализированной акушерско-гинекологической бригады. А это всегда неотложная помощь – можно сказать, роды в полевых условиях. И только затем, пройдя все уровни подготовки, я пришла в репродуктивную медицину. Тема бесплодия очень актуальна, так как довольно большое число людей страдают различными формами бесплодия. Ну… и чтобы мы не вымерли, я занимаюсь этим.

В основном я работаю в государственной структуре. Но параллельно, как и многие врачи, подрабатываю в частной клинике. Особой разницы нет, работа принципиально не отличается. Но для меня частная компания – это большая свобода действий: я не ограничена по времени и имею доступ ко многим методам исследования и диагностики. Работа с учетом клинических рекомендаций, но на основе доказательной персонифицированной медицины. И это лучше для пациентов: 12 минут на приеме в государственной клинике и моя первичная консультация в течение 30 минут – это значимая разница. Качество помощи не должно страдать из-за ограничений во времени.

Когда началась пандемия, я работа в Лечебно-реабилитационном центре Минздрава России в отделении вспомогательных репродуктивных технологий. Параллельно вела прием в частном медицинском центре, и нас ничего не касалось. Я живу в Новых Ватутинках, и каждый раз, проезжая мимо легендарной ГКБ № 40 в Коммунарке, известной на весь мир как центр борьбы с ковидом в России, видя в интернете поток информации про то, как происходит борьба с пандемией в Италии, в Испании, меня охватило беспокойство, что коллегам нужна помощь. Мне было стыдно и не по себе от того, что я нахожусь в таком «лайтовом» режиме, а коллегам приходится сложно. Мне почему-то казалось, что и у нас будет такое кошмарное состояние, что мы не будем справляться с потоком больных. Подала заявку в центр волонтеров в ГКБ №40 (Коммунарка). Опыт работы на скорой помощи мог помочь, так как мне приходилось сталкиваться не только с неотложной акушерско-гинекологической патологией, но и оказывать помощь в любой клинической ситуации, включая ситуации, требующие проведения реанимационных мероприятий. Нас к этому готовили. Меня с удовольствием приняли. Некоторое время «посчастливилось» поработать волонтером вместе с другими врачами, среди которых были неврологи, кардиологи.

Конечно, умом я понимала, что нахожусь в непосредственной близости с тяжело больными людьми, у каждого из которых диагноз «Пневмония ковид». А приходится наклоняться к ним, разговаривать, выполнять какие-то манипуляции. Конечно, я боялась заразиться. Но, с другой стороны, я могла заразиться где угодно: в метро, в магазине. При любом контакте с любым человеком, не зная, что он болен. В отделении мы были супер экипированы и защищены. И это значимо снижало риск заболеть и успокаивало.

У меня двое детей, 16 и 22 года, и я себя успокаивала тем, что даже если мы переболеем, то течение заболевания будет легким. Дети понимали и степень риска, и то, что отговаривать меня от этой работы бесполезно. Что-то особенное впитывается, пока ты шесть лет учишься. Плечом к плечу со своими одногруппниками сдаешь зачеты и экзамены, болеешь за себя и за них. Потом уже с коллегами стоишь у операционного стола или мчишься в машине скорой помощи, не зная, что тебя там ожидает и в какую ситуацию ты попадешь. Везешь умирающего человека на скорой в больницу, или беременную женщину на доношенном сроке беременности с преждевременной отслойкой плаценты, которая вместе с неродившимся еще ребенком может погибнуть от кровотечения. Вот это страшно. После таких моментов ковид уже не пугает. Мне просто хотелось помочь коллегам справиться с этим ковидом.

Первое мое дежурство было ночное. По распределению я попала в реанимацию. В основном моя работа заключалась в уходе за тяжелыми больными, лежащими на ИВЛ: переворачивать, умывать, делать инъекции, ставить капельницы. В отделении 26 человек и одной-двум медсестрам выполнить такой объем работы сложно. Я как волонтер была в помощь. Смена длилась 12 часов, и я, можно сказать, попала в ад – и в этом снаряжении, и в этой ситуации, не имеющей ко мне никакого отношения. И если бы у меня был с собой сотовой телефон, я бы, наверное, вызвала такси или позвонила друзьям с просьбой: «Заберите меня отсюда». Но телефона с собой в отделении не было. И сбегать было стыдно. Самое сложное было – вот это самое первое дежурство.

Первое время я совмещала ночные дежурства с работой в родном отделении. Но прошли 3–4 смены, и наш лечебно-реабилитационный центр тоже стал ковидным госпиталем. После перепрофилирования я стала врачом приемного отделения, на что тоже повлиял мой опыт работы на «03». На врачей приемного покоя была возложена сортировка поступающих больных по отделениям, оказание неотложной помощи при необходимости, оформление истории болезни. Работать приходилось очень быстро, так как очереди из скорых выстраивались жуткие. Пациенты в состоянии разной степени тяжести, но все в жутком страхе. Страх перед неизвестностью иногда вызывал у них агрессию. Это и понятно: людей вырвали из привычного образа жизни, привезли в какой-то стационар, где ходят врачи в жутких костюмах, лиц практически не видно. У нас везде висели распечатки: «Не бойтесь! За масками мы улыбаемся!» Хотелось успокоить людей. Пациенты были настолько напуганы, особенно пожилые: задыхающиеся, одни, без родных, без возможности просто поговорить по телефону с семьей.

Второе мое дежурство: заступив, я побежала в реанимацию узнать, как мои дедульки- бабульки, выкарабкались ли они в ту страшную ночь. Одна сильно пожилая пара лежала в отделении на соседних койках. Дедушка с раком легкого и пневмонией. Тяжелый и безнадежный. Его жена менее тяжелая. Смотрю: а ее нет. Сразу мысли о самом плохом: наверное, не пережила ночь… Но нет! Перевели из реанимации в отделение на кислород. У дедушки спрашиваю: «Как себя чувствуете? Вы меня, наверное, не помните. А мы с вами провели незабываемую ночь». Больной пожилой человек улыбнулся. Было очень приятно, так как если человек перестает бояться болезни и смерти, в итоге победит жизнь.

Для меня нет разделения врачей на тех, кто работал с ковидом, и тех, кто не работал. Каждый выполнял свою работу на своем месте. Ценность труда врача не определяется местом его деятельности («красная» зона или нет). Это мое субъективное мнение, но я поработала и там, и там. И считаю лучшей благодарностью для врача отзывы и рекомендации пациентов, а также достойную оплату труда. А не пиар врачей как героев. Для многих из нас это каждодневный труд многие годы, который заслуживает уважения и благодарности.

Работа в «красной» зоне – это своеобразный опыт. И для меня этот опыт однозначно положительный. Печально, что люди умирали, это тяжело. Но от других заболеваний умирают чаще и больше. Да, тяжело физически работать в «красной» зоне: костюм, маска, очки. Трудно дышать и передвигаться, не то что выполнять какие-то манипуляции. Но те, кто каждый день по несколько часов находятся в операционной, устают не меньше. Работа с ковидом была новой, а потому пугающей. Каждый новый опыт делает нас сильнее и богаче. Но я искренне надеюсь, что мне не придется применять это опыт в жизни когда-либо.

Я не считаю работу в «красной» зоне геройством еще и потому, что организация работы лечебно-реабилитационного центра была поставлена на очень высоком уровне. Наши условия труда были вполне адекватными, и задачи, которые перед нами ставили, тоже были выполнимыми. Система отлаженной работы показала стопроцентную эффективность: процент смертей был очень маленьким, выздоравливающие люди с благодарностью покидали стены ЛРЦ.