«Выбираешь не себя, а пациента»

Я работаю в «красной» зоне с 3 апреля 2020 года. В конце марта у меня был отпуск неделю: я просто сидела дома и поняла, что начинает что-то судьбоносное происходить.

Первой открылась для ковидных пациентов ГКБ № 40 (Коммунарка), дальше потихоньку начали открываться и другие. Изначально я пошла трудоустраиваться в одну больницу, куда меня не взяли из-за того, что я не знала протокола лечения дословно. Я знала, например, то, что там антибиотики были написаны, но, когда я выразила мнение, что вирусная инфекция не лечится антибиотиками, меня не взяли на работу как инфекциониста. А через пару дней я пришла на собеседование в Коммунарку, и там меня спросили и про это, и про мои личностные качества, и где и кем я работала. Скорее больше учитывались знания в медицине в целом. Это заняло 10 минут максимум, и меня сразу отправили оформляться.

Когда они меня приняли, я позвонила маме: «Мама, меня в Коммунарку взяли». Она ответила: «Ты молодец, ты справишься. Ты боишься ковида?» Я сказала, что не ковида боюсь, а того, что мне, молодой девочке, доктору, у которой стаж работы даже не 10 лет, страшно идти в такой профессиональный и сильный коллектив. До пандемии я, например, никогда не работала со взрослыми в стационаре – только в поликлинике в педиатрии и на детской скорой.

Вначале никто ничего не понимал – что происходит и как долго это все протянется. Все дружно учились, смотрели, читали, вникали, изучали. В Коммунарке собрались абсолютно разные по возрасту, квалификации, специальности люди. И начали вместе расти. Эта командная работа очень важна: поддерживать друг друга, подсказывать, делиться знаниями, кто что увидел, заметил какой-то нюанс. Это настолько нас сплотило, что мы стали близки как настоящая семья. С некоторыми мы и сейчас дружим, вплоть до того, что я о каких-то своих достижениях в жизни уже не родителям в первую очередь рассказываю, а кидаю в наш личный чат.

У меня есть коллега, с которой мы очень подружились. Это терапевт Наталья Юрьевна, она приехала к нам в команду из Екатеринбурга. Мы с ней дежурим сутки, у нас нет возможности даже отдохнуть пять минут; потом идем домой, спим, и в девять-десять вечера выходим вместе ужинать – почти все лето так, такой график был сложный. Теперь она одна из очень близких мне людей.

На моей работе команда очень сильных по натуре личностей. Я уже не говорю про их высочайший уровень профессионализма. Некомпетентные уже давно там не работают. Те, кто остался, – это люди с большой силой воли, безумно грамотные специалисты, которые могут поставить себя на последнее место и выбрать пациента. Я пока не решила для себя, хорошо это или плохо, но так могут не все.

У нас строгий главный врач, но при этом очень чуткий, мудрый. Один раз я опаздывала на работу, не смотрела по сторонам. И мужчина открыл мне дверь – я сначала даже не заметила, кто это был, а потом повернулась и увидела Дениса Николаевича Проценко. Мне было так приятно! Эти мужские качества – у нас это сохраняется. Если ты девушка, значит, тебе откроют дверь. Кто-то из мужчин докторов в очереди за кофе говорит: «А давай я тебя сегодня угощу, ты уставшая после дежурства». Вот это трепетное отношение друг к другу.

Страха заразиться самой у меня не было абсолютно. Первую неделю было какое-то замешательство: сознание не понимало условий очень тяжелой работы. Шла сильная борьба не только с ковидом, но и с собственным организмом. Организм вообще не воспринимал это все, очень сложно было привыкнуть постоянно ходить в защитных костюмах, масках и очках. Начались высыпания на коже, особенно на лице. Я уже не говорю про естественные потребности организма. Ты учишься работать с организмом, слушать его, когда ему надо кушать, контролировать и менять эти желания, потому что иногда просто нет возможности – не потому, что ты не хочешь или не можешь технически, а потому, что у тебя пациент рядом. Ему нужна помощь – и все. Ты договариваешься с самим собой, что для тебя в приоритете, и выбираешь не себя, а пациента.

Мне кажется, любой специалист, который прошел через такое за столь длительный период, начинает себя уважать – не за то, что он молодец и работает в «красной» зоне, а за то, что может намного больше, чем думал. Организм человека способен в стрессовых ситуациях работать еще лучше. Я не ожидала, что мой организм такой сильный, что он сутки может проработать, причем ты в это время не просто не спишь, а спасаешь жизни. Я уже не говорю про наших хирургов, реаниматологов, которым намного сложнее работать. Ты понимаешь возможности своего тела, больше контактируешь с ним. Наверное, после будет проще жить с самим собой, будешь лучше понимать себя, на что ты физически способен. Или не способен.

Вначале было сложно не видеть родителей, свою семью: я не видела их восемь с половиной месяцев в 2020-м – это первый раз за свои 30 лет, когда я не видела маму с папой так долго. И потому, что я боялась их заразить, и потому, что это технически было невозможно: мы работали, жили в отелях отдельно.

Я даже думала, что, когда закончится ковид, где-то полгода-год я точно нигде не буду работать – по крайней мере, в медицине. Я думала, чем я займусь, – я еще фотографирую, это мое хобби. И я просто хочу жить. Потому что сейчас мы не можем полноценно делать то, что мы делали, заниматься своей жизнью, ходить в спортзал, путешествовать. Но, наверное, еще придется потерпеть. Неопределенное время, но придется.

Я работаю в больнице, которая является ведущей по ковиду в Москве. То есть, пока все остальные больницы закрыты, а показатели заболеваемости растут, весь потом пациентов идет к нам. Увеличиваются напряжение в работе, интенсивность. И только когда Министерство здравоохранения понимает, что цифры растут и тут ничего не сделаешь, они открывают другие больницы – тогда мы немного выдыхаем.

По статистике, заболеваемость растет не только в Москве, но и во многих других городах. Речь не только о ковиде. Осень – это же сезон ОРВИ, гриппа, вдобавок все возвращаются из отпусков, из деревень, от бабушек-дедушек, начинают контактировать, болеть. А еще же дети год-полтора сидели дома: они не контактировали особо ни с кем, у них иммунитет «расслабился», а осенью они вышли в сады, начали болеть, в том числе и ковидом.

Каждую волну меняется течение болезни. Меняется и тактика ее ведения, потому что накапливается опыт. В первую и вторую волны я работала врачом-инфекционистом, вела пациентов. Во время третьей и, сейчас можно сказать, уже четвертой волны я примерно раз в неделю выполняю функции старшего врача. Увеличилась зона моей ответственности: я уже отвечаю не только за себя и пациента, которого веду, а за все приемное отделение, за всех пациентов, врачей, медсестер. И вот тут нет места чувству усталости, потому что я отвечаю за других.

Сейчас стало немного проще из-за того, что мы хотя бы имеем опыт работы. Полтора года – это на самом деле немало, но мы все равно не можем на 100% точно сказать, как у определенного пациента будет протекать заболевание. Осложняет работу то, что очень многие люди имеют поддельные сертификаты о вакцинации. И когда пациенты в очень тяжелой ситуации признаются, что у них не было вакцинации, это немного помогает нам подобрать тактику. А многие и не признаются. Это меняет отношение других людей, потому что они думают: «Он вакцинирован, но все равно заболел». Но больше всего это влияет на изучение эффективности вакцинации и на дальнейшее течение болезни: ни одна вакцина в мире не защищает на 100% от заболевания, но дает гарантию легче его перенести.

Я начала вести блог во время второй волны, в ноябре 2020 года. Очень сложно вести параллельно врачебный блог – не то, что обычный, развлекательный. Потому что, если ты танцуешь и поешь, то ты просто танцуешь и поешь. А когда ты пишешь что-то, что касается медицины, особенно ковида, это очень остро воспринимается, и каждое слово должно быть взвешено. Не потому, что в Минздраве увидят твою страницу, или какая-то служба безопасности проверит, а потому что обычный человек воспринимает это все буквально.

Может, нужно больше показывать именно стационарную работу, рутину, чтобы люди понимали, что действительно происходит. Когда пациенты попадают в стационар, большинство из них стараются максимально помочь нам. Выполняют все назначения, делают то, что необходимо, принимают лекарства, лежат в определенном положении, в котором вообще неудобно лежать, – на животе. Но люди, которые не были в стационаре и не видели, что там происходит, наверное, не понимают работу, которую мы делаем. Не понимают, как пациенты стараются жить, хотят жить.