Разговор о семье, судьбе и браке в пандемических тонах

Лариса Паутова: Меня интересовали исследования социологических организаций по всему миру. Данные очень разные, но есть ключевые темы, которые будоражат полстеров: случится или нет демографический бум в результате карантина, стоит ли ожидать всплеска разводов или ухудшения внутрисемейных отношений, усилится ли гендерное неравенство, а также произойдет ли возврат к офлайн-практикам? Ясно, что в разных странах ответы на поднятые вопросы различаются в зависимости от культурных, социальных и экономических контекстов.  

Лариса Паутова: По данным американских центров, в семьях растет число ссор и драк. Директор Федерального ведомства по уголовным делам ФРГ Хольгер Мюнх прогнозирует, что насилие в семье в отношении детей, пожилых родителей может стать серьезной проблемой в ближайшие несколько лет. В Китае наблюдается бум разводов, в Великобритании каждый 10-й склонен расстаться, развестись после окончания карантина. При этом 66% россиян, по данным Ipsos, уверены, что благодаря коронавирусу их отношения с членами семьи и друзьями станут лучше, ближе, то есть данные говорят об обратной тенденции – сплачивании.  

Елена Михайлова: Тема разводов, проблем, которые могут возникнуть у пар вследствие длительного совместного пребывания, действительно активно обсуждалась в СМИ: «Сейчас все выйдут из самоизоляции и сразу побегут в загсы разводиться. Ведь невозможно же так долго находиться с одним и тем же человеком». Однако проведенные ВЦИОМ в период самоизоляции опросы не подтверждают подобные пессимистичные прогнозы. Согласно данным опроса 26 апреля 2020 года (то есть по истечении практически месяца нахождения в самоизоляции, в постоянном тесном контакте в замкнутом пространстве), 53% респондентов полностью уверены, что конфликты в их семье, разрывы не случатся, еще 32% – что скорее не случатся. Сравнение этих данные с полученными в относительно спокойной и стабильной ситуации в 2018 году свидетельствует, что в семьях ситуация кардинально не изменилась.  

Карантин стал уникальным периодом в жизни семей. У каждого из нас есть некое представление об идеальных семейных ролевых моделях, однако высокий уровень включенности в социальные процессы, динамика общественных процессов многим не позволяют воспроизводить эти модели в повседневной жизни. Период самоизоляции – это период, когда интенсивность внешних, внесемейных коммуникаций существенно сократилась. Появилась возможность полностью сконцентрироваться на семье (конечно, с определенными ограничениями – продолжая удаленно работать и т. п.) и воплотить свои представления об идеальной семейной роли. Короткий период самоизоляции был в определенной степени комфортен для ряда пар. Во многих странах – в Италии, во Франции, в Испании, в России – женщины сразу начали делать генеральную уборку, потом – готовить невероятно вкусные и сложные блюда. Мужчины стали что-то мастерить, то есть восполнять накопленный дефицит вклада во внутрисемейные отношения.  

Индекс счастья, несмотря на высокие риски и агрессивность внешней среды, сегодня выше, чем был, например, в 2010 году или в 2014 году. Этот индекс основывается на восприятии межличностных отношений, в том числе на тех ценностях, которые являются значимыми. Респонденты, поясняя, почему они считают себя счастливыми, в первую очередь называют ситуацию в семье и отношения с детьми, собственное здоровье, а только потом указывают на факторы, связанные с хорошей работой и материальным благополучием. 

Жанна Чернова: Согласна, что разговоры о кризисе семейных отношений сильно преувеличены. Это лишь усиленный пандемией лейтмотив российской государственной политики последнего времени в целях возрождения традиционных семейных ценностей. Семья сама по себе является уникальным институтом – гибким, живучим и адаптивным. Уникальность семьи и семейной жизни как социального института заключается в том, что он сопровождает каждого человека на протяжении всей жизни. Наше социальное бытие в других социальных институтах, например в образовании или на рынке труда, ограничено временными периодами. И поэтому говорить о том, что семья разрушится или будет плохо себя чувствовать, нельзя. Хотя, конечно, карантин как вынужденная мера очень сильно изменил формат семейных укладов, показал те слабые места, те проблемы, которые уже были заложены в этом социальном институте. Сейчас мы можем говорить, что не очень большое число семей, скорее из высшего и среднего класса, было подготовлено к тотальной приватности, на которую наложились тотальная онлайн-занятость родителей и онлайн-обучение детей.  

Елена Князева: Мы все понимаем, что в период карантина обостряется эмоциональная и психологическая напряженность. А при напряженной атмосфере члены семьи становятся раздражающим фактором для человека, поскольку семья не создает чувство защищенности и поддержки. Эти люди могут войти в группу риска по увеличению количества разводов. Безусловно, риски есть, но, наверное, важно отметить и позитивные моменты, на которые указывают и социологи, и психологи. Пандемия – это внешняя угроза, внешний враг. В кризисных условиях возрастает значение семейной поддержки, взаимопомощи. При спокойных взаимоотношениях в семье уровень плохих эмоций снижается – семья в период карантина становится поддержкой, помогает снять напряжение и уменьшить стресс. Мне кажется, что именно сейчас безбрачие и одиночество являются гораздо менее комфортными и даже обременительными. Что касается ситуации в Украине, то можно сказать, что современная эпидемия может повысить уровень разводимости, но не в значительной степени. Количество заключенных браков по отношению к зарегистрированным разводам составляет за месяц карантина 3 к 1. При этом за весь прошлый год это соотношение было 6 к 1. То есть частота заключения брака снизилась, но не критически. Тревожным звоночком является рост домашнего насилия. Количество обращений на горячую линию по противодействию домашнему насилию за время карантина увеличилось на 40%. Случаи абьюза становятся чаще, а сами абьюзеры – агрессивнее по следующим причинам: агрессор и жертва круглосуточно находятся вместе, напряжение выливается в срывы на близких. 

Антонина Носкова: У Олега Митяева есть песня «Лето – это маленькая жизнь». Самоизоляция тоже стала маленькой жизнью. Это жизнь, вырванная из жизни, которая имеет свои законы, свою динамику и свои границы. Вследствие уплотнения семейных связей формат и динамика межличностных отношений сильно изменились. Самоизоляция обострила уже имеющиеся конфликты и проверила семьи на прочность. Появились новые риски и новые зоны конфликтов. Можно даже выделить ключевые этапы. Первый этап – это адаптация к новой ситуации, притирка друг к другу, выстраивание новых позиций и диспозиций, вплоть до новой организации жизненного пространства. И на этом этапе, как правило, происходит снижение уровня удовлетворенности. Второй этап – это как раз минимальный уровень удовлетворенности, из которого может сформироваться кризис семьи. Раз карантин – это маленькая жизнь, то тут все сконцентрировано, сжато. Ну и третий этап – это привыкание, это выход из этого кризиса (кто-то вышел из кризиса, кто-то не вышел), рост удовлетворенности и выход на какую-то стабильность. Наступление третьего этапа во многом зависит от социально-экономических характеристик семьи: от уровня жизни, от сферы профессиональной деятельности родителей, от жилищных условий. Думаю, что эта ситуация приведет к углублению социального расслоения между семьями. Это будет новый тренд.  

Лариса Паутова: Неопределенность в экономике, возможная потеря доходов, необходимость сосредоточиться и защитить семью и детей – неблагоприятный фон для увеличения семьи. По данным опроса Harris Poll, у 58% американцев, которые хотели родить ребенка в ближайшие пять лет, пандемия снизила желание иметь детей.  

Я считаю, что тема демографического бума должна коррелировать с темой секса, с интимными отношениями. Данные CoronaDataUS, проекта Северо-Западного университета США, показывают, что в апреле американцы стали заниматься сексом меньше, чем в марте. Вероятно, это из-за карантинного стресса. Оказывается, безработные стали заниматься сексом реже, чем те, кто ходит на работу. А те, кто работает удаленно, больше, чем безработные, но меньше, чем работающие. 

Елена Князева: В период карантина в Украине было проведено огромное количество исследований на эту тему. Социологическим центром «Рейтинг» буквально через две недели после начала официального карантина был проведен опрос, посвященный тому, как изменились сексуальные практики украинцев за период самоизоляции. Было зафиксировано, что какого-то всплеска, активации сексуального поведения не было. Из всего перечня возможного времяпрепровождения занятия сексом занимают третью строчку с конца (8%). Единственное различие, которое бросается в глаза, – по гендерному признаку. О том, что они стали чаще заниматься сексом, рассказали 13% мужчин и только 5% женщин. Однако, так как мы знаем, что вопросы сексуального поведения относятся к разряду сенситивных, можно предположить, что мужчины завышают свою сексуальную активность и в какой-то степени привирают, а женщины, наоборот, занижают или просто честнее отвечают на подобные вопросы. Никаких неожиданных изменений не было обнаружено и в практиках просмотра порно. 

Я считаю, что вероятность демографического бума очень низкая, хотя сексуальная картина вполне благоприятная. Проблема в том, что репродуктивные установки достаточно инертны, они не могут измениться за короткий период. Плюс накладываются тревожность и неуверенность в завтрашнем дне. И это не приводит к расширению семьи. 

Елена Михайлова: С моей точки зрения, демографический прогноз не может быть позитивным. Многое зависит от того, как долго будут сохраняться риски заражения коронавирусом и насколько серьезными будут последствия пандемии для экономической ситуации. Но в целом можно говорить о наличии предпосылок для новой, глубокой демографической ямы. Статистические данные уже свидетельствуют о негативной динамике – за январь-апрель текущего года рождаемость снизилась на 6,1% по сравнению с аналогичным периодом предшествующего года. Согласно данным IT-компании «Платформа ОФД», в марте-апреле россияне стали больше тратить на презервативы, а исследования компании DSM Group свидетельствуют о сокращении за 20 первых недель текущего года объемов продаж тестов на беременность на 7,7%, тестов на определение овуляции – на 3,3%. Экономисты пророчат апокалипсис в мировой экономике, новую Великую депрессию. Хочется надеяться, что эти пессимистичные сценарии прорабатываются на крайний случай, чтобы иметь инструмент реагирования. Но в целом современная молодая семья – это люди, социализация которых происходила уже в новых, постперестроечных условиях, у которых с самого детства формировалось сугубо рациональное мышление, которых обучали ответственному подходу к планированию семьи. В условиях ухудшающейся экономической ситуации и при понимании рисков, которые есть и для матери, и для ребенка в текущей эпидемиологической ситуации (в том числе – при активно обсуждаемых рисках второй волны коронавируса), вряд ли рационально может быть принято решение о рождении ребенка. Сегодня мы испытываем демографические эффекты 90-х, повлекшие за собой серьезный спад рождаемости, но тогда существовал только один, экономический, фактор риска. Сегодня же таких факторов два – экономика и угроза здоровью будущей матери.  

Конечно, общество неоднородно. На фоне мер, связанных с ограничением передвижения и доступа к медицинским услугам, мы можем столкнуться с ростом числа рождений нежеланных детей и отказов от новорожденных в отдельных категориях семей. И при реализации государственной политики следует особо учитывать эти факторы. На федеральном уровне были приняты беспрецедентные меры поддержки семей с детьми, однако это вынужденные, краткосрочные меры. Если же говорить о перспективе, то четко выражен запрос на значимое повышение чувствительности инструментов поддержки молодых семей с учетом этнических, конфессиональных, экономических факторов, положения на рынке труда, жилищных условий. Такая сегментация позволит нивелировать влияние негативных трендов. 

Жанна Чернова: Мне кажется, идея ответственного родительства, идея того, что дети – это жизненный проект, который нужно просчитывать, в который нужно вкладывать не только материальные, но и временные, эмоциональные ресурсы, в результате пандемии станет социальной нормой. Поэтому к разговорам о том, что нас ждет бум, невероятный всплеск рождаемости после карантина, я отношусь достаточно скептически. Люди в своей повседневной жизни стараются действовать прагматически. Они понимают, какие риски возникают. Женщина привыкла оценивать свои силы и возможности, а также силы и возможности своей семьи как сети ресурсной поддержки. И выбор она будет делать явно не в пользу многодетности. 

Лариса Паутова: Очевидно, все семьи разные, по-разному справлялись с ситуацией карантина. Меня больше всего тревожили одинокие женщины с детьми, допустим, двух-трех лет. Если кто-то заболеет, а женщина одна в городе, кто ей поможет? А семьи, где были больные ковидом родители? Что же происходило с ними, какая трагедия разворачивалась? Пока ясно, что семьи с детьми и без детей по-разному реагировали на ситуацию с пандемией. В условиях закрытых детских садов, досуговых центров увеличилось времяпрепровождение родителей с детьми. Отсюда вытекает и проблема усиления гендерного неравенства. Например, в ходе онлайн-опроса, проведенного The New York Times, среди мужчин 45% сказали, что занимаются с детьми уроками или оказывают поддержку в дистанционном образовании, среди женщин – 80%.  

Мария Макушева: Мы попробовали сделать сегментацию и ответить на вопрос, кому было хуже всего в самоизоляции. 12% респондентов совмещали работу и семейные обязанности. Это люди, которые оказались на самоизоляции с семьей, с детьми и с удаленной работой. Больше всего им не хватало возможности побыть в одиночестве. Если в среднем по выборке 7–8% опрошенных отмечали уже случившиеся серьезные ссоры в семье, то в данной группе об этом говорили в два раза чаще – 15–16%. Респонденты жаловались на подавленность и на сильные негативные эмоции. 

Вторая группа, которой было крайне тяжело на самоизоляции, – это те, кто жил в одиночестве (22% опрошенных). Довольно значима здесь доля тех, кто ничем, кроме отдыха, себя не занимал. Есть такая проблема – отсутствие навыков структурирования своего времени, умения занять себя, когда ты не находишься в колесе между домом, работой и какими-то дружескими обязательствами в выходные. Если у тебя есть творческие планы – ты счастливчик.  

Самый благополучный сегмент по эмоциональному переживанию самоизоляции – 24% респондентов. Это те, кто живет с семьей, но не работает удаленно или работает неполный день и активно занят чем-то творческим, например самообразованием, играми. Метафорически говоря, такая изоизоляция. Они реже других испытывали подавленность.  

Треть опрошенных оказались на изоляции с семьей, с детьми, но в отпуске (32%). Они просто отдыхали, смотрели телевизор, кино, сериалы. Этим респондентам больше всего не хватало какой-то социальной активности, работы, возможности сходить в магазин, кафе, увидеться с друзьями. Им было скучно.  

Мы спросили у родителей, которые находились на самоизоляции с детьми, о том, правда ли им сейчас тяжелее, правда ли нагрузка на взрослых возросла. 35% согласились с утверждением, что «сейчас с детьми сложнее, чем обычно, нагрузка на старших членов семьи сильно возросла» (по 10-балльной шкале они оценили это утверждение на 8–10 баллов). Как такие родители распределяются по группам? Тяжелее других родителям детей 7–9 лет. Скорее всего, это связано с тем, что ребенок в этом возрасте требует большего внимания, чем подросток, который может себя занять, при этом у него уже начинается жизнь, связанная со школьными занятиями, уроками, обязанностями, которая требует постоянного включения родителей. Было тяжелее семьям, которые находились на самоизоляции с двумя детьми или более. Среди мужчин только 30% сказали, что с детьми сейчас тяжелее, среди женщин – 37%.  

Ксения Павленко: В социальных сетях был очень популярный пост. В нем описывались разные социальные ситуации людей на карантине: «Это Маша, она – фрилансер, она прошла несколько курсов на Coursera, изучила новые асаны и рецепты новых коктейлей. А это Аня – у нее трое детей. Сейчас она лежит на полу, а на ней – эти трое детей – это такая игра в маму, мамой и на маме». И так далее. Поэтому давать какие-то общие оценки ситуации очень сложно. Все оказались в очень разных условиях. Есть такая иллюзия, что всем одинаково стало немножко хуже. А на самом деле это не так. Кому-то стало намного хуже или очень плохо, кому-то стало чуть-чуть хуже или нормально, кто-то вообще открыл для себя новые горизонты. Если говорить про родительство, то его нельзя оценивать одинаково. Кому-то легче выполнять свои родительские обязанности, кому-то сложнее в этой ситуации.

В мае мы провели опрос, в котором участвовали только родители школьников. Мы изучали отношение родителей к дистанционному обучению и текущий уровень эмоционального истощения матерей. Показатель этого истощения очень сильно зависел от материального благосостояния семьи и от возраста детей. Чем старше ребенок, тем это истощение ниже. В группе риска оказались семьи с младшеклассниками. Сильнее истощение – у неработающих матерей, и, естественно, оно выше, если мать лишилась работы в связи с пандемией.

Очень любопытные результаты мы получили о влиянии состава семьи на эмоциональное состояние матери. Так, наличие партнера у женщины, отца или отчима ребенка, не влияет на показатель эмоционального истощения, уровень тревожности, депрессии. А вот наличие бабушки влияет на эмоциональное истощение. Но влияет по-разному. Если нет партнера, то бабушка существенно снижает уровень эмоционального истощения у матери. А при наличии партнера она его даже немного повышает. Но разница небольшая, поэтому я бы не делала здесь далекоидущих выводов. Вообще, самое комфортное, самое психологически благополучное состояние у матерей в двух типах семей: это семьи, состоящие из мамы с детьми и бабушки, а также семьи, где мама, папа и один ребенок. Если детей больше, то ситуация усложняется.

Нина Добрынченко-Матусевич: В результате карантина сформировался достаточно большой запрос на эмоциональную поддержку. Это подтолкнуло нас сделать проект, который называется «Мама на эмоциях». Проект был создан вместе с международной сетью по развитию эмоционального интеллекта «ЭИ дети», мы получили доступ к экспертизе Российской академии наук, Йельского университета и Университета прикладных наук Швейцарии. Сейчас на программе обучаются 115 мам, которые пришли с желанием разобраться в эмоциях в семье, хотят научиться работать со страхом, со стрессом и формировать благоприятный эмоциональный климат, доверительные отношения в семье. Что особенно радует – это то, что у мам появился запрос на серьезную экспертизу. Если раньше они верили блогерам, непроверенным психологам, а экспертным показателем было скорее число детей и подписчиков в Instagram, то теперь появился запрос на серьезное экспертное знание. Мы понимаем, что нужны инструменты, нужны эффективные практики, а в первую очередь – хорошая диагностика. Ведь у нас часто эмоции слеплены в такой кулечек с карамельками, мы не понимаем причины и последствия своих эмоцией и эмоций детей. Есть техники, позволяющие повысить свою эмоциональную грамотность и освоить умение управлять эмоциями грамотно, разумно, осознанно. И еще на этих практикумах мы выстраиваем эмоциональную карту семьи, чтобы повысить ее эмоциональную устойчивость. Это очень важно для построения беспроблемных внутрисемейных коммуникаций. 

Алексей Чегодаев: Очень показательно, что запрос пришел от мам. Это специфика. Мужчины не смотрят лекции, не готовы ходить на тренинги по эмоциональному интеллекту, по коммуникациям. Им нужно получить сразу опыт, сделать что-то короткое, прикольное, фановое, но чтобы это было просто и с гарантированным успехом. Если это получилось хорошо, то это становится привычкой. И это будет работать.  

Год назад ВЦИОМ делал опрос «Папы и школа». И там выделялись действия пап, связанные с их участием в процессе образования, развития детей. Это в первую очередь творческие дела. Увлечь детей быстро и оперативно – это для пап просто, а системные задачи, долгосрочные, как правило, делегируются. И наверное, самая главная задача – это организовать ребенка. Современные родители действительно не столько развивают детей, сколько пытаются их организовать. И, с одной стороны, это огромнейшая проблема, с другой стороны, мы как родительские активисты счастливы, что хотя бы некоторые родители наконец-то поняли, как важно детей развивать. Хочется верить, что постепенно это будет находить отражение в жизни семьи, задавать ей какой-то тон. И лучшие практики возьмутся в посткарантинный мир.

Жанна Чернова: Гендерные неравенства, которые традиционны для российской семьи, только усилились в условиях карантина. Да, вся бытовая рутина лежит на плечах женщин. Они включены в приготовление пищи, в уборку, в заботу о детях и других членах семьи. Если наши исследования даже 2000-х, 2010-х годов определяли роль женщины как менеджера домашнего хозяйства, то сейчас она стала риск-менеджером. Чем была занята женщина городского среднего класса? Может быть, она не сама убирала свою квартиру, а использовала наемных работниц, пользовалась услугами нянь, образовательных центров. Ее задачей было выстраивать процесс, логистику. Сейчас же ситуация полной неопределенности с точки зрения финансового благополучия семьи, сохранения работы для родителей, неопределенности с тем, в каком виде сохранится и выйдет из ситуации карантина семейная инфраструктура, которая сложилась, особенно в крупных городах, и без которой модель ответственного родительства городского и среднего класса практически невозможна. При этом никто не снял с них ответственность и необходимость выполнять свои профессиональные функции. И это требует новых и сложно вырабатываемых навыков переключения между режимами приватного и публичного. Это серьезная эмоциональная работа. Эмоциональная работа в первую очередь не по отношению к коллегам или членам семьи, а по отношению к себе. Здесь мы видим схлопывание, когда, с одной стороны, мы находимся в нашем привычном доме, который ассоциируется у нас с нашей приватностью, с другой стороны, мы становимся подотчетны уже не только нашим членам семьи, которые видят нас в первую очередь как живого, как близкого человека, но и нашему работодателю, коллегам, всем тем людям, которых мы не приглашали к себе домой. 

Если говорить о том, как семья и женщины выйдут из ситуации карантина, то точно будут развеяны флер и привлекательность буржуазной модели семьи с женщиной-домохозяйкой. С этим же связано будет то, что для женщин работа или профессиональная возможность самореализации станут источником экономической стабильности, а подушка безопасности будет становиться все более и более значимой. 

Лариса Паутова: «Ковидореволюция» в семье – это, конечно, онлайн-практики. Сервисы, которые спасали, давали час-два свободного времени: Zoom-танцы, Zoom-фитнес, разного рода бесплатные развивающие занятия. Неизвестно, вернемся ли мы к офлайн-жизни и выведем ли детей в кружки, на дополнительные занятия. Или все-таки онлайн настолько нам понравится, что мы будем предпочитать эти практики. Но была очень сложная тема, вносящая сильное напряжение в отношения в семьях: форсированный переход на дистанционное школьное образование. По данным ФОМ, 86% опрошенных хотят, чтобы после окончания эпидемии школьное образование вернулось к очному формату. 

Мария Макушева: Самым главным источником напряжения для этой группы стало дистанционное образование детей. Большинство родителей сообщили, что онлайн-образование дает неполноценную нагрузку, дети теряют в знаниях и не готовы к онлайн-формату, учеба им дается сложнее. Плюс школа загружает родителей сильнее, чем обычно. Получается, когда семья оказывается больше вовлечена в образовательный процесс, существующее неравенство между семьями и по уровню дохода, который позволяет нанять репетитора одним и не позволяет другим, и по уровню образования родителей, и по уровню загрузки, и по тому, живет ли ребенок с одной мамой, которая работает на двух работах, или в полной семье, увеличивается. По нашим данным, люди с меньшим уровнем достатка, материальной обеспеченности обо всех проблемах, в том числе о том, что ребенку сложнее учиться, сообщали нам чаще, чем более обеспеченные. Вплоть до тривиальной, но очень важной вещи: не всем семьям хватало компьютерной техники, чтобы организовать круглосуточную занятость по работе, а также развлечение дошкольникам и учебу школьникам. Среди малообеспеченных доля тех, кому не хватало компьютерной техники и компьютерной грамотности, достигала трети. 

Ксения Павленко: Общий эмоциональный фон родителей с детьми определялся отношением к дистанционному образованию. Судя по ответам на вопросы, родители были очень подавлены. В ответах на открытые вопросы они оставляли крайне эмоциональные комментарии: «дистанционное образование – это нарушение прав человека, издевательство», «верните детей в школы». Дело в том, что у кого-то есть ресурсы, компетенции, знания и терпение, для того чтобы помогать детям, у кого-то – нет. Родители выполняют очень большую работу по мотивированию детей. В условиях изоляции и введения дистанционного обучения неравенство усилилось. Оно связано не только с ресурсами семей, но и с тем, были ли к этому моменту у ребенка сформированы навыки самоорганизации, необходимые для самостоятельного обучения. Раньше эту ситуацию все-таки выравнивала школа. Теперь нагрузка на родителей возросла. По нашим данным, увеличение вовлечения родителей в учебу существенно повышало у матери показатели эмоционального истощения и депрессии. А, например, вовлечение матери в какие-то неучебные дела с ребенком – дружескую беседу, совместные неучебные занятия, напротив, снижало эти показатели. 

Елена Михайлова: Достаточно успешная и быстрая адаптация школьников средних и старших классов к самоизоляции и физическим ограничениям наводит на ряд размышлений. Когда мы говорим о перспективах внедрения онлайн-образования и переходе на цифровые формы обучения, встает и более серьезный вопрос – о рисках, связанных с результатами социализации в ходе такого обучения. Период самоизоляции подтвердил, что семья не готова на длительный период брать на себя ответственность за обучение, при слабости института образования при резком переходе на онлайн-обучение родители активно включились в процесс, стараясь помочь своим детям и педагогам в этой критической ситуации. Однако если рассматривать онлайн-образование в целом, то однозначно, такая постоянная включенность родителей в процесс невозможна. Школа всегда являлась одним из ключевых агентов социализации, формировала у обучающихся коммуникативные навыки, гражданскую идентичность и т. п. Вновь на повестку дня выходят риски, связанные с формированием в результате активного внедрения онлайн-образования нового типа людей – с доминирующими локальной (фактически – «квартирной») и цивилизационной идентичностями. Это новые вызовы, на которые пока нет ответов.  

Антонина Носкова: Да, ведь все дистанционные технологии, то, что мы сейчас сидим за компьютерами с утра до ночи, – это полное погружение в виртуальный мир. Получается, с одной стороны, все вместе, а с другой стороны, каждый в собственном виртуальном мире. И тут может быть новая тенденция – виртуальное отчуждение членов семьи друг от друга. 

Ирина Тартаковская: Однако гаджеты удерживают нас от сильных стрессов. Хорошо, когда информационные технологии позволяют семье решать какие-то задачи, в том числе связанные с образованием, хоть и с дополнительным дискомфортом. Но это лучше, чем ситуация, в которой дети просто не получали бы никакого образования, вынуждены были бы сидеть дома, не могли бы ничем заниматься дистанционно, с помощью технологий.  

Ирина Тартаковская: Главная мысль, которая у меня возникла в результате нашего обсуждения, – насколько сложный институт – семья, насколько он многообразный, многоуровневый, многофакторный. Насколько его сложно изучать. И методически мы увидели, что количественные методы все-таки дают нам лишь общую картину, которая может быть очень размазанной. Но что получилось зафиксировать? Семья показала большую степень стабильности, что неудивительно, потому что семья – это традиционный институт, последнее убежище во время любого кризиса. А сейчас у нас кризис. Во все предыдущие кризисы по всем исследованиям мы видели укрепление семейной солидарности, большой уровень семейной поддержки. Навык сплочения и переживания сложных времен – он есть. В этой самой общей картине видно, что в большинстве семей ничего особенно не изменилось, они остались такими, какие они есть, в аспекте секса, в аспекте межличностных отношений.  

И хотя в целом семья показала свою устойчивость и способность сопротивляться кризисам, конечно, мы должны смотреть на частные случаи. Чем помогает сегментация, которую показала Мария Макушева? Мы сразу начинаем видеть, как семья вообще, которая не очень изменилась, рассыпается на группы семей, выделенных по разным признакам, где ситуации уже сильно различаются. Появляются семьи, которые испытывают достаточно серьезный стресс, обнажается гендерное неравенство, мы видим огромную интенсификацию репродуктивного труда, то есть того, чем занимается женщина. Присутствие партнера в семье на постоянной основе, может быть, дает какое-то облегчение в смысле отношений с детьми, но основная часть рутинной работы остается на женщинах, она интенсифицируется у всех. Хотя бы потому, что семья все время дома, потому что все время надо готовить. Если мать работает дистанционно, то это создает уже полное разрушение границ публичного и приватного. Баланс семьи и работы, как пишут социологи, нарушается. Приходится одновременно выполнять рутинную домашнюю работу, работу, связанную со специальностью, слушать, например, Zoom и одновременно закладывать вещи в стиральную машину или как-то общаться с детьми. Здесь мы видим, что наступает новая ситуация очень противоречивых требований к семье и к отдельным ее членам, потому что надо успевать все и эмоционально не выгорать.  

Если раньше поддержка расширенной семьи и своего круга общения, социальных сетей была очень важным фактором, помогающим выжить, сейчас впервые за время тех исследований, которые мы видим, она становится двоякой. Потому что другие члены семьи становятся не только ресурсом, они становятся источником риска и могут становиться обременением. Если есть пожилые родители, которые живут отдельно, все время приходится решать вопрос, как им помогать, при этом не подвергая их и себя риску. Обостряются проблемы доверия между членами семьи и делегирования разных задач тем членам семьи, которые к этим задачам не привыкли и никогда ими не занимались.  

Ресурсы играют огромную роль. Очевидно, что лучше в самоизоляции себя чувствовали люди ближе к обеспеченному среднему классу. Совсем не одно и то же – переживать карантин в квартире и в собственном коттедже. Я приведу пример из одного карантинного дневника в качестве иллюстрации. Молодая женщина работает дистанционно, рядом с ней учит уроки ее дочка. Реплики женщины по работе слышны в Zoom дочери. Родители других детей начинают писать и давать советы – уйти на кухню. А она и так на ней, комната занята. Уходит на балкон, чтобы не мешать дочери. Параллельно ее мама говорит по телефону. Племянница явно скучает и начинает петь песню. Все эти события происходят на 37 квадратных метрах. Современная рациональная семья, о которой мы говорим, в принципе все это выдерживает. Но вот ее ресурс стабильности, судя по ощущениям, становится все меньше и меньше.  

Антонина Носкова: В словах спикеров прослеживался вектор, который я обозначила так: от семьи-ночлежки к семье – уютному дому. Семья как ночлежка, семья как гараж – эти образы широко использовались для характеристики семейных отношений мыслителями XX века. Классическая фраза социолога Питирима Сорокина: «Машина, торговля и магазины отняли у нас множество хозяйственных дел». Не раз воспетые семейный обед, или чай, или кофе с прекрасной хозяйкой за столом, с радушным хозяином и милыми детьми – этот образ отходит в прошлое. На его место приходят прозаические рестораны, кафе и столовые. И чем плотнее население, чем крупнее центр и город, тем быстрее выживают эти публичные учреждения старый милый образ застольных семейных картин. Ослабление и последующая деградация семейных связей обусловили многие противоречия современного общества, в частности между работой и семейной заботой. И социолог Толкотт Парсонс, размышляя над этими противоречиями в парадигме структурного функционализма, писал о передаче семейных функций другим социальным институтам. Это ослабило функции семьи. Это стало проблемой современного общества. Вдруг, в один момент, благодаря режиму самоизоляции все меняется. «Застольные семейные картины» возвращаются в повседневную жизнь. Семья становится домом, местом работы, учебы, семейной заботы и общения. Режим самоизоляции поставил принципиальный вопрос о возможности возвращения функций и традиционного содержания семейных ролей в лоно домохозяйств. Вынужденно возвратился семейный образ жизни в нашу повседневность. Вынужденно мы опять стали заниматься деятельностью семейной. Возвратилось чувство «мы – группа». Дети перестали ходить в детский сад, братья и сестры стали играть вместе. Кстати, этот момент почему-то не был охвачен. Дети – они еще играют, занимают друг друга. Режим самоизоляции заставил их полюбить игру, полюбить друг друга, научиться играть.  

Новое прочтение получили работа футуролога Элвина Тоффлера «Третья волна» и его рассуждения о будущем семьи: какие формы семьи исчезнут, а какие получат широкое распространение, будет зависеть не столько от проповедей о святости семьи, сколько от того, как мы направим развитие технологий и организацию труда. У него есть метафора «электронный коттедж». Не квартира, а коттедж. Коттеджи – это то, что должно влиять на семейный образ жизни. Ни квартира, никакая городская семья никогда не дадут никакого демографического бума. И когда идет плотная застройка, то это, конечно, только снижает рождаемость. Семье нужна свобода, особенно семье с детьми.  

Вот сейчас приходит осознание, что же такое семейные ценности. Они наполняются реальным содержанием. Но может ли этот вынужденный переход закрепиться? Это вопрос открытый, неоднозначный. Это все будет проверяться временем. А в заключение – два возможных парадокса. Самоизоляция, конечно же, повлияет – не знаю, насколько глубоко, – на социальные установки людей. И, наверное, кто-то откажется от индивидуалистической позиции и посмотрит по-другому на семейный образ жизни. А необходимость соблюдать социальную дистанцию, возможно, усилит эмоциональную близость и чуткость по отношению друг к другу.  

Елена Михайлова: В ситуации самоизоляции семья выступила индикатором ряда процессов, которые уже были запущены, моделей социального устройства, к которым мы поступательно шли. Это был своеобразный пилотаж: семья протестировала на себе эти «модели будущего» и выявила ряд проблем, запросов к социальным институтам, к системе государственного управления. Стали очевидны гуманитарные риски и проблемы внедрения новых технологий, на повестку дня вышел вопрос пересмотра принципов зонирования жилых помещений, обозначились другие направления совершенствования социальной политики. И все эксперты на этой конференции единодушно говорили о необходимости более сегментированного подхода к оказанию различных форм поддержки российским семьям, реализации семейной политики с учетом особенностей, нюансов каждого типа семей.