Денис Дремов: «В лечении появилось искусство»

Мало кто из подростков осознает, куда они истинно хотят идти в жизни. У моей мамы была мечта, чтобы один из сыновей был доктором, и у нее получилось меня направить в медицину. Я ей за это благодарен, потому что со временем все больше и больше убеждаюсь, что выбрал верный путь. Ежедневное спасение здоровья и жизней очень сильно вдохновляет и дает ресурсы. Во время пандемии эта эмоциональная отдача только выросла.

Мои близкие всегда осознавали, в чем состоит моя работа. Жена, когда выходила за меня замуж, прекрасно понимала, что у меня постоянно будет много работы, хотя до пандемии не было этого ощущения опасности. У меня не было выбора, идти или не идти работать. Сложно даже представить, что могло бы произойти, если бы все врачи тогда отказались работать и подвергать свою жизнь опасности. Все, кто заболел в среднетяжелой и тяжелой формах, просто погибли бы. Поэтому для меня такой вопрос не стоял в принципе.

Наш госпиталь одним из первых закрыли под ковид. Я на тот момент исполнял обязанности заведующего пульмонологическим отделением, потому что моя заведующая была длительное время на больничном, и сначала я заменял ее в «зеленой» зоне. Затем, когда она вышла, я ушел в «красную».

Конечно, поначалу был страх заражения, но я скорее боялся принести коронавирус домой и заразить близких, ведь тогда было еще мало информации о ходе болезни. С другой стороны, когда изо дня в день надеваешь костюм и выходишь работать, достаточно быстро начинаешь привыкать к этой реальности. В какой-то момент стало понятно, что в «красной» зоне риск заразиться ненамного выше, чем в магазине или в общественном транспорте, учитывая, что люди перестали соблюдать рекомендации, как только сняли самоизоляцию.

Я спокойно отношусь к тем, кто отказался или не смог работать в ковиде, ведь все люди разные, и у каждого человека свой путь, свои ценности. Старшее поколение врачей вообще постарались не допустить в «красную» зону из-за рисков заболевания. Конечно, были и относительно молодые врачи, которые не пожелали работать.

Кроме того, имеет значение, какой именно врач отказался работать, и следует учитывать, какую пользу он реально мог принести и не принес ввиду того, что не пожелал идти в «красную» зону. Среди врачей реанимации не было ни одного человека из всех наших пяти реанимационных отделений, кто отказался и сказал, что не будет работать в ковиде. Все основные специалисты, которые работали в стационаре, и знают, что такое экстренность и тяжелые пациенты, остались работать как прежде.

Пандемия принесла очень большие изменения, работа поменялась кардинально. Наша больница всегда работала с пульмонологическими больными, но в ковиде механика работы значительно изменилась. Если раньше упор делался на точную, высокую диагностику, то теперь все просто лечат ковид. Иногда создается ощущение, что других болезней как будто бы не стало. Основная масса пациентов поступает к нам с коронавирусной пневмонией. Сейчас проблема заключается в том, что, несмотря на все российские и зарубежные наработки, лекарство от нее до сих пор не найдено. Во время пандемии в лечении появилось искусство, можно даже сказать, некоторая степень импровизации. Раньше мы делали больший упор на диагностику и работали по четким алгоритмам. Сейчас тоже понятно, чем болеет пациент, но до сих пор не совсем понятно, чем его лечить.

До ковида мы работали как обособленные отделения, а сейчас работаем все вместе, выполняем одну и ту же работу. В общем, мы сблизились за это время. Волею судьбы получилось, что мне работа в ковиде оказалась ближе, чем что-либо в моей практике.

Мне не кажется, что те, кто работал в «красной» зоне, получили некие привилегии или особое признание. Я считаю, что в этом плане нет большой разницы. У нас в больнице тоже есть «белая» зона, которая занимается тактикой лечения и работой с документацией. Так как я успел поработать и там, и там, то могу с уверенностью сказать, что в «белой» зоне работать ничуть не проще, чем в «красной», а то и сложнее. Мне стало даже легче и спокойнее, когда я попал в «красную» зону и смог работать без телефона.

На мой взгляд, за время пандемии большинство людей стало уважать медработников и медицину в целом. Тем не менее, есть и те, кто не ценит то, чем мы занимаемся и чем рискуем. До сих пор есть ковид-диссиденты, которые не верят в коронавирус и считают, что мы клоуны в костюмах без какого-либо предназначения.

Кроме того, иногда приходится сталкиваться с потребительским отношением к медицине. Эта ситуация имела место и до ковида, но теперь она стала чуть более явной. Например, у нас в больнице случалось много конфликтов перед выпиской пациентов. Согласно рекомендациям, мы не могли выписывать пациента без двух отрицательных мазков на коронавирус. Те, у кого симптомы заболевания пропадали, но результаты анализов на ковид оставались положительными, не понимали, зачем мы их держим, чего от них хотим. Приходилось слушать много неприятного, бывало даже, что на нас ругались матом.

Конечно, мне кажется важным то количество публикаций в СМИ, которые сейчас посвящены медикам. С одной стороны, это приятно, что люди начали обращать внимание на медиков, а государство стало платить социальные выплаты тем, кто работает в «красной» зоне. С другой стороны, в некотором плане даже обидно, ведь получается, что никто не замечал того, что мы делали раньше, а тут вдруг всполошились. Безусловно, поменялась специфика, но мы приспособились и работаем нормально каждый день. В конце концов, я не могу сказать, что именно в пандемию мне стало намного тяжелее работать.

Что касается отношения к медицине в масштабе государства, то мне с трудом верится в какие-то глубинные изменения. Наши сотрудники часто обсуждают, что будет дальше. Многие волнуются, как мы будем работать, когда нас закроют как ковидный госпиталь и не будет больше президентских выплат. Хочется надеяться, что у нас в пульмонологии больше не будет того дефицита кадров, который мы наблюдали раньше. Когда ковид пройдет, все-таки люди к нам придут, ведь престиж нашей специальности чуть-чуть повысился. Остальные же проблемы останутся, и все вернется на круги своя.