Сергей Царенко: «Не убежать из ковидного центра – это наш долг»

Вместо отдыха – работа

Специальность «реаниматология» больше подходит мужчинам. Конечно, есть много прекрасных женщин-реаниматологов, но все-таки это мужская работа, требующая быстрых решений в условиях многозадачности и крайнего дефицита времени. А на кону – жизнь человека. Это напряжение – настоящий врачебный драйв, в нем вся прелесть реаниматологии. Мы же во врачи идем, чтобы больных спасать, не ради процесса лечения, а ради вылечивания.

Сейчас у нас очень напряженная работа, стало меньше времени и больше больных. Кроме того, необходимо постоянно помнить, что сам можешь подцепить вирус, заразить коллег или принести инфекцию домой. Я заболел через две недели после того, как начал работать в коронавирусном стационаре, а когда выздоровел, поздравил себя с тем, что не помер, и стало чуть легче. Но осталась тревога за других: постоянно думаешь, везде ли успел подкорректировать лечение, проконсультировал ли всех коллег из регионов, которые просили о помощи и подсказке. Еще волнуешься за домашних: достаточно ли они защищены, обеспечены ли средствами индивидуальной защиты и антисептиками?

Рабочий день увеличился в разы. Обычно я выхожу из больницы в районе 16 часов: еду смотреть других больных или читаю лекции. А теперь осталась только работа в стационаре. Наверное, многие так живут годами, но я не сторонник такого подхода. Считаю, надо работать, чтобы жить, а не жить, чтобы работать. Сейчас трудовой день в больнице длится по 16–17 часов, не считая того, что телефоны звонят даже дома. В 4 утра просыпаешься, а в WhatsApp 70 неотвеченных сообщений.

Организм постепенно адаптировался, я даже начал запоминать больше информации. Например, до пандемии помнил только диагноз, возраст и чем лечил больного. А теперь знаю наизусть фамилии 100 человек, которые лежат в реанимации. Еще появилось много новых лекарств с длинными названиями: тоцилизумаб или леналидомид. Эти наименования легко выучиваются и спокойно держатся в голове. В общем, несомненная польза ковида – в том, что он отодвинул порог моего Альцгеймера.

Меня сильно мотивирует, что за мной стоят люди, поэтому я не имею права на эмоциональные взрывы или депрессивные состояния. Даже если меня что-то гложет или печалит, то это остается в стенах моего кабинета. Я оттуда выхожу, улыбаюсь и иду дальше.

Еще мне помогают медитативные практики. Я сторонник эзотерических представлений, много лет занимаюсь цигуном, йогой и современными практиками Марка Пальчика. Во время эпидемии в полной мере пользовался комплексами упражнений, наработанными мною годами. Например, использовал определенные практики, с помощью которых можно усилить и преодолеть страх. Нельзя же просто сказать: все будет хорошо, потому что принцип «плюнул и забыл» не работает, тревога все равно вернется. А медитативные практики помогают пережить панику и справиться с ней. Я называю этот способ «идти навстречу страху».

 

Патернализм и партнерство

Пациенты боятся, и я их понимаю. Когда сам заболел, меня постоянно одолевали мысли, что будут делать домашние, если я умру. Самое страшное – это ощущение нехватки воздуха. Как говорят, без воды можно прожить неделю, без еды – две недели, а без воздуха – считаные минуты.

Я не сторонник партнерского подхода, который считается западным и более демократичным. Думаю, эта тактика работает только с онкологическими пациентами или больными, идущими на плановые хирургические операции. Конечно, если у человека рак, то у него должен быть выбор: соглашаться на химиотерапию, когда все волосы выпадут и будет тошнить целыми сутками, или нет. И пациент в таких случаях имеет право отказаться: мол, оставьте меня в покое, я хочу спокойно дожить. Когда человек идет на хирургическую операцию, с ним тоже нужно обсуждать риски. Хирург должен рассказать, насколько он уверен в себе и какая у него летальность за плечами. Но все равно нельзя скидывать конечное решение на плечи пациента, ему надо обрисовать ситуацию и сказать: «Я рекомендую сделать так». Кроме того, партнерская модель нравится не всем: бывают люди, которые просят их не грузить и просто объяснить, что лучше делать.

Но в реанимации партнерская модель не работает. Здесь нет даже минуты на раздумья, потому что человеку больно и плохо. Чем экстреннее медицина, тем быстрее надо принимать решения. И здесь не стоит тратить время на бесконечные разглагольствования и игры в партнерство, потому что это чревато смертью пациента 

В условиях эпидемии врач обязан быть патерналистом. Доктор должен приходить к больному и уверенно говорить: «Мой хороший, давайте это сделаем». Тогда у пациента возникает ощущение, что врач – это человек, который поможет. Больному и так страшно, ему не хватает воздуха, так зачем пугать его еще больше? У меня была пара серьезных пациентов, которые пытались принимать решения вместе с докторами, но из-за этого мы на полшага отставали от ситуации. Пока человек обдумывал варианты, уходило время.

 

Роли медиков

Среди врачей есть медики, занимающиеся профилактикой. Они обычно говорят: «Батенька, пора начать бегать и перестать курить». Еще существуют врачи, которые являются спасателями. Подчеркну, они – спасАтели, а не спасИтели, потому что спаситель один – Господь Бог. Он решает, кому жить, а кому нет, а доктора лишь проводники его воли. 

Есть медики, которые занимаются параклиническими исследованиями: ультразвуком, КТ и так далее. Они эксперты, которые должны описывать результаты компьютерной томографии и предоставлять клиницисту возможные варианты интерпретации. Иногда медики-эксперты ставят диагнозы, хотя не имеют права, потому что картинки компьютера недостаточно и надо обязательно учитывать клиническую картину и анализы. Бывает, эксперты опишут что-то, а потом пациент прибегает с выпученными от страха глазами, думая, что у него куча болезней.

Существуют и консультанты – привлеченные внешние специалисты. Например, есть спорный сложный клинический случай – и нужна свежая голова. Тогда приглашают врача, он сам приезжает или появляется онлайн, чтобы высказать свое мнение.

 

Врачебный долг

Работать во время пандемии и не убежать из ковидного центра – это наш долг. Когда мы становились врачами, знали, на что шли. Конечно, есть врачи, у которых дома неполная семья, а они все равно трудятся в коронавирусном стационаре и могут погибнуть. Это страшно, но они выполняют свой долг. Или представьте мать-одиночку, которая идет работать в эпидемию. Я горжусь ею, хотя, наверное, многие со мной не согласятся и скажут: «Дура, надо о ребенке думать».

Во время пандемии у нас трудились врачи, которые пришли в стационар волонтерами, потому что у них закончились диплом или сертификат. Еще в больнице были медики, взявшие отпуск на основном месте работы, так как не хотели туда занести ковид. Они считали, что должны помогать медицинскому сообществу в этой ситуации.

Среди нас есть герои. Это те врачи и медсестры, которые применяли опасные методы лечения, чтобы помочь больным. Например, если используешь высокопоточный кислород или неинвазивную вентиляцию (когда больной выдыхает аэрозоль с вирусами), респираторы защищают не 100-процентно. 

Недавно я назвал крысами людей, которые ушли из ковидной больницы. А потом мне звонили коллеги и говорили: «Какое вы имеете право? У нас демократическая страна, каждый сам принимает решение». Но я до сих пор считаю, что они крысы, которые сбежали с корабля. На днях даже сказал ординатору, который отказался работать во время эпидемии, что после ординатуры его на работу не возьму, пусть даже не суется.

 

Медицина так же важна, как армия и образование

Не надо крайностей: не носите маски, на фига эта мокрая дрянь на лице? Руки тоже не надо бесконечно обрабатывать антисептиком. Если во время эпидемии есть смысл пользоваться антисептическими средствами, то после нее – никакого. Руки в нормальной жизни надо мыть обычным мылом и только перед едой. После мытья рук с мылом остается 15–20% микробов, а антисептик не оставляет ничего. А без микробов мы не можем жить, это наши соседи и друзья. 

Надеюсь, люди вспомнят, что врачи в больницах лечат. Конечно, есть и вымогалы, и непрофессиональные медики. Но большинство из нас пришли работать в больницы с гуманными целями, мы хотим, чтобы больные поправлялись. Если пациенты будут верить во врачей, тогда и медики начнут лучше работать. Да и больной будет лучше выздоравливать – с верой во врача.  

Вирус выбил слабых – людей с избыточной массой тела и тех, у кого хронические заболевания. После пандемии люди постепенно начинают понимать, что не стоит есть гамбургеры и надо обязательно следить за собой. Надеюсь, не придется ждать следующей эпидемии и снова всем объяснять, что большая масса тела и высокое давление требуют коррекции.

Сегодня довольно обеспеченные люди задумались, что надо развивать свою, отечественную медицину. Иначе будет так, как говорил Наполеон Бонапарт: «Народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую». Нам нужны свои аппараты ИВЛ, свои антибиотики, свои технологии, свои обученные врачи. Общество должно понять, что медицина так же важна, как армия и образование. В нее надо вкладывать спонсорские и государственные деньги.