Таинственная русская душа и ковид

В дайджесте «Водка, Советы, Чернобыль и холодная война» мы анонсировали серию текстов о том, что пишут о коронавирусе в России ведущие англоязычные СМИ. Сегодня предлагаем второй материал, в котором рассказывается, как в иносми описывается таинственная русская душа во времена ковида. Мы выбрали две истории, которые наиболее ярко показывают, какие особенности русского человека и окружающего его мира не оставляют равнодушным стороннего наблюдателя. «Россия – это загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки», – говорил Уинстон Черчилль.

Достопочтимый сибирский доктор

The New Yorker – известный американский еженедельник, выходит с 1925 года. В нем публикуются материалы различных форматов и жанров – от репортажей и критических отзывов до публицистических эссе и поэзии. Примечательно, что в ХХ веке в этом издании выходили рассказы знаменитых писателей: Джерома Дэвида Сэлинджера, Джона Апдайка, Сергея Довлатова и многих других. «Нью-Йоркер» также публикует политическую сатиру и статьи, в которых говорится о новой холодной войне и приводятся мнения российский либеральных политиков и журналистов. Эту преамбулу мы даем для того, что был понятен общий настрой и характер издания.

Джошуа Яффа – московский корреспондент «Нью-Йоркера», автор книги «Between Two Fires: Truth, Ambition, and Compromise in Putin's Russia» («Меж двух огней: правда, амбиции и компромиссы в путинской России»). В начале декабря 2020 года он опубликовал статью «The Life and COVID Death of a Revered Siberian Doctor» («Жизнь и смерть от ковида достопочтимого сибирского доктора»), где рассказал о кардиологе из Томска Валерии Шиканкове, который в возрасте 63 лет умер от ковида. В тексте много прямой и косвенной критики российской системы здравоохранения, но нам он интересен тем, что показывает особенности восприятия таинственной русской души западным наблюдателем. При этом рассказ о достопочтимом сибирском докторе напоминает роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», который хорошо известен на Западе.

Джошуа Яффа излагает историю Валерия Шиканкова в стиле публицистического эссе, снабжая ее яркими подробностями. Он пишет и про вступление в пионеры, и про службу в армии, и про Томский университет. Автор разворачивает перед читателем всю жизнь героя, а затем доходит до ее трагического завершения. «Он вышел из своей квартиры в Томске, сибирском городе с населением около полумиллиона человек, закутался от холода – к середине октября температура опустилась значительно ниже нуля – и сам отправился на ближайшую станцию скорой помощи». Здесь Джошуа Яффа сразу создает привычную, но от этого не менее поразительную для западного наблюдателя картину холодной России и подчеркивает, что для русского – даже больного – человека такие температуры нипочем. Далее автор сгущает краски. «Пытаться вызвать скорую было все равно что кричать в черную сибирскую ночь, как уже понял Шиканков». Автор использует сильный образ, чтобы подчеркнуть, насколько русскому человеку свойственно бороться с самой окружающей его суровой природой.

Джошуа Яффа регулярно делает отсылки к тем особенностям русской действительности, которые способны воспитать особого человека. «Сотни километров малонаселенной земли испещрены минеральными источниками и таежными лесами, а населяют их олени и волки». Здесь хочется вспомнить о фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник». Это кино было снято с явной заявкой на экспорт на западные экраны, стало претендентом на «Оскар» и, как говорят, имело все шансы получить несколько статуэток, но, к сожалению, не успело выйти в прокат в требуемые сроки и потому было дисквалифицировано. Так вот слоганом фильма была фраза: «Он русский. Это многое объясняет». Особый человек с тем характером, который позволяет ему превозмогать многое.

Автор приводит слова брата героя, Евгения, который рассказал, что Валерий Шиканков был человеком, «отмеченным тихой храбростью». Значение этого понятия лучше всего раскрывается в следующем фрагменте статьи. «Шиканкову было 63, это был человек с глубоко посаженными глазами и фирменными густыми темными усами, он был уважаемым и известным местным кардиологом, которого одинаково чтили за скромность и за спокойный профессионализм – не в его духе было бы поднимать шум и просить о специальном лечении».

Особо важную часть повествования занимает рассказ о том, как с годами Валерий Шиканков обратился к православной вере. «Его бабушка была религиозна в спокойной, ненавязчивой манере позднесоветского периода, водила Шиканкова ребенком в церковь, не поднимая из-за этого шума». Впоследствии Валерий Шиканков придет к вере уже осмысленно, присоединится к группе врачей-единомышленников и посвятит этому важную часть своего жизненного пути. Для западного автора в этой истории кроется большая загадка: как в стране, прожившей столько лет под знаменем воинствующего атеизма, произошло естественное, спокойное возвращение к вере в Бога. В этом органичном воцерковлении, в героическом противостоянии суровой природе и коварной болезни, автор видит ту самую таинственную русскую душу. Podvig – именно так, транслитом, Джошуа Яффа упоминает юношескую организацию, в которой состоял Валерий Шиканков.

Стивен Леви – известный американский журналист, автор книг о технологиях, интернете, криптографии и кибербезопасности. В настоящее время является главным редактором Wired и пишет о технологиях. Известен в том числе тем, что предвосхитил Проблему 2020 года и нашел спрятанный у патологоанатома мозг Альберта Эйнштейна.

Во время карантина в США Стивен Леви написал рефлексивную статью «Life in Pandemic and Echoes of Soviet Russia» («Жизнь во время пандемии и отголоски Советской России») о том, насколько его жизнь и происходящее в американском обществе стало напоминать те странные, непонятные и пугающие западного человека образы, которыми были овеяны советские люди во время холодной войны. «В 1989 году пала Берлинская стена, а затем и советское государство. Запад праздновал «победу» в холодной войне, и было невозможно представить, что Соединенные Штаты когда-либо будут походить на ту жестокую антиутопию, которой нам виделась жизнь в России при советской власти».

В своей статье Стивен Леви приводит аналогии с самыми яркими и прежде загадочными для американца вещами, которые были привычной частью жизни человека в СССР и которые вдруг стали до боли знакомыми гражданам США. «Мы практически заперты в домах, которые, кажется, уменьшились до размеров московских квартир в панельках». Когда в США начались перебои с туалетной бумагой и прочими средствами первой необходимости, это напомнило ему советские очереди и покупки по талонам. С доставкой продуктов на карантине дела обстояли настолько плохо, что Стивен Леви сравнил возможность получить подобную услугу с советским счастьем купить дачу. В английском языке, кстати, существует специальное понятие the dacha.

Не обошлось и без параллели с каноническим героем русской литературы, известным многим на Западе. «Как нация Раскольниковых, мы ведем подпольную жизнь». В этом контексте Стивен Леви обращается к известному каждому русскому человеку, но такому таинственному для каждого американца понятию, как samizdat. Культурные развлечения, которые во время карантина в США приобрели формат домашних вечеринок и концертов, он сравнивает с перепечаткой запрещенных произведений, только скрываться теперь приходится не от секретной полиции, а от вездесущего вируса. Автор пишет, что раньше американцы пытались представить, каково советскому человеку довольствоваться практически подпольными днями рождениями и поминальными службами, а теперь оказались в таком же положении.

Заканчивает свои размышления Стивен Леви на той мысли, что железный занавес во время пандемии – это уже не то, что было раньше. Теперь роль ограничителя играет вирус. Однако все конечно, и эта чума – тоже.

Вот так коронавирус позволил американскому журналисту проникнуть чуть глубже в таинственную русскую душу, примерить на себя некоторые ее измерения и, что самое важное, лучше понять нас и стать к нам ближе. Похожие ощущения посещают разных людей и способны возникнуть в разных обществах, даже тех, которые когда-то были разделены железным занавесом.