Переживая пандемию

В середине июня российские федеральные власти анонсировали начало выхода из режима ограничений – приблизительно с этого момента как в медийном пространстве, так и в общественном сознании градус «страстей по пандемии коронавируса» начал спадать, зазвучали разговоры о постепенном возвращении к нормальной жизни.

«Мне было в целом тяжело сидеть вот так дома. Здесь есть и плюсы: то, что больше времени ты высыпаешься. Но как-то психологически тяжело, что не меняется место дислокации, что ты сидишь один, не можешь встретиться с людьми, поговорить, какого-то живого общения нет. Тяжело, когда ты варишься в своей каше, и потом просто уже начинает голова от этого кипеть». (ФГ, Москва) 

«Для меня эти три месяца… Поначалу это было забавно, потом стало тяжело, когда деньги уже стали заканчиваться… Относительно этой ситуации с масками и штрафами я поймал себя на мысли как-то, когда уже началось все это и появились первые такие публикации о штрафах, что у меня нету денег, я еще и боюсь выйти на улицу, чтобы начать что-то делать, потому что меня могут оштрафовать. И с чего я буду платить эти штрафы? У меня не заплачена за три месяца сейчас коммуналка, хоть у меня свое жилье. И это такая ситуация, по-моему, за последние 20 лет такого не было, то есть даже в 90-х не было такого. Для меня это тоже… несколько меня это обескуражило.

И вот эта ситуация, что, с одной стороны, вводят [штрафы], с другой стороны, маски стоят бешеных каких-то денег, сумасшедших, то есть никто не регулирует. С третьей стороны, страх, что тебя могут, там, ну, штраф – это для меня лично не такие маленькие [деньги]: четыре тысячи, там, пять. Я не помню уж, какие, но, как бы, вот эта ситуация, что денег нет, а тебя еще могут, грубо говоря, прессануть. И с чего платить эти деньги там? То есть такое очень острое чувство какой-то незащищенности и какой-то горечи на нашу власть, честно говоря, было, такая какая-то досада, сравнимая с такой обидой горькой. И финансы, конечно… Я сейчас прихожу к тому, что мне придется сферу деятельности менять». (ФГ, Санкт-Петербург)  

«Да, давайте я тогда скажу. Ну, самое сложное – это то, что непонятно, что происходит, во-первых. Второе – конечно, материальный контекст. Третье – это то, что я не знаю, есть такая болезнь или нет, потому что, как бы, некоторые вообще там вещи нелогичные. Я не думаю, что коронавирус существует, но дело в том, что у меня маленький ребенок, я собрался с ним сходить погулять, хорошая погода. Я хотел сходить на улицу, но в то же время я боялся: мало ли что. Сам я ходил, да, выходил на улицу». (ФГ, Санкт-Петербург)

«Да как вам сказать… Вот многие сейчас ребята говорят, что они не понимали, а сейчас к чему-то пришли. А я могу сказать, что четвертый месяц пошел – я до сих пор не понимаю, что происходит. Такое ощущение, что сложно было, да, здесь все вместе, и финансовая, естественно, составляющая. Вообще, самое сложное, как [другой информант] уже, по-моему, говорил, – это непонимание, что будет завтра.

Потому что такое ощущение, что власти разрабатывали какие-то меры поддержки для населения, а на самом деле как загоняли куда-то. Они сами не знали вообще, что делать, почему это противоречие получалось. То маски нужны, то они не помогают. И это проявляется во всем. Самое сложное – не знаешь, что завтра. Ну и поменять, конечно, свой образ жизни – это самое сложное. Ходя даже на работу, все равно пока все не так, как было раньше. Поэтому, конечно же, от этого непонимания, что будет завтра, и сложность, ты не знаешь, что делать. И самое главное – нет никакой поддержки ни от кого». (ФГ, Санкт-Петербург)

«Вы знаете, наверное, я бы не брал крайние оценки – тяжело или легко, но больше все-таки к тяжело. Почему? Потому что все-таки это ощущение какой-то опасности невидимой присутствовало. Все равно дома сидеть невозможно 24 часа. Все равно мы выходили, все равно надо было куда-то и проехать, и пройти в магазин. И вот эта невидимая какая-то опасность подогревалась и в СМИ, и в телевизоре, что где-то это рядом». (Интервью, Ростов-на-Дону)  

«Я прожила их достаточно легко в том плане, что мне есть всегда чем заняться. Для меня нет проблемы, что я никуда не езжу, никуда не хожу. Я и так не особо ездила. Мне это не очень интересно. Мне интереснее быть дома, заниматься домашними делами и другими задачами какими-то. Для меня это не было проблемой. Общение у меня по интернету идет достаточно активное, поэтому таких проблем, что я не ходила в кино, театры, кафе, у меня не было. Я и так в них не ходила и не страдала от этого». (Интервью, Нижний Новгород)

«Да как-то незаметно все прошло. На работу мог ходить, ну, по специальному приказу дирекции там надо было появляться с соблюдением мер предосторожности. А так в целом не могу сказать, что отдых, но, скажем так, я бы посидел еще на карантине. Смотрел много фильмов, сериалов. Ну, вообще, в эпоху интернета это очень приятное времяпрепровождение – карантин». (ФГ, Москва)  

«Ну, вот я в подъезде стараюсь ничего не трогать. То есть я, как бы вот, зашла – и ни стенку, ни перила, ничего стараюсь руками просто не трогать. <...> То есть я иду, стараюсь ни за что не… Ну, привычка еще, наверное, такая стала, вот если я в том же магазине дверь открываю, я стараюсь не ладонью, а так как-то, под ручку там, если я в одежде, ну, как-то локтем, ну, чтобы вот минимизировать, может быть, чтобы я потом этими ручками, пальчиками в глаза себе не залезла. Но не могу сказать, что я прям боюсь». (Интервью, Екатеринбург)

«Информант: У нас была полностью удаленная вся система, и мы старались дома, особенно как только все началось, вот эти два месяца, мы вообще практически никуда не выходили, только до ближайшего магазина. 

Модератор: И что, на дачу не ездили? 

Информант: Это только чисто наша система. Дочка, муж, я и сын. Мы даже с родителями не общались. Мы старались наших пожилых родителей оставить в покое». (Интервью, Ярославль) 

«Я стала реже ездить к маме. Практически первые полтора месяца я вообще не приезжала, потому что мама – пожилой человек, ни к чему все это ей. Последний месяц мы пару раз были с соблюдением социальной дистанции, потому что я к этому отношусь достаточно серьезно». (Интервью, Нижний Новгород) 

«Отчасти [соблюдаю предписания]. Стараюсь в основном, наверное, надевать не для того, что я боюсь заразиться или я, там, если заболею, заразить кого-то, а, наверное, для того, чтобы люди, которые находятся рядом со мной, они были спокойнее, только, наверное, для этого. А не потому, что я, там, боюсь заразиться». (ФГ, Санкт-Петербург)  

«Информант: Я считаю, что, если это какая-то сложная ситуация в стране, то мы можем думать что угодно. Удобно, неудобно – нужно придерживаться определенных правил и определенных законов, определенных актов, которые дают, потому что выполнение таких правил является основанием нашей безопасности и отношения государства к нам. Мы плюем, говорим, что нас это не касается, что это мы делать не будем. Мы имеем право в ответ, чтобы к нам относились по-хорошему. Я старалась достаточно четко и жестко выполнять эти правила, что бы я о них ни думала. Так как я не специалист, я не врач. Я не знаю, что в этой ситуации. Сказали сидеть дома и не высовываться. Все. 

Модератор: Какие приказы вы подразумеваете под этим? 

Информант: Во-первых, не собираться с кем-то, не общаться. Не выходить лишний раз на улицу. Носить маску, перчатки. Пользоваться средствами защиты. Стараться соблюдать санитарные нормы. Для меня, я считаю, что это правило было. 

Модератор: То есть вы сами носите и маски, и перчатки? 

Информант: Конечно. До сих пор». (Интервью, Нижний Новгород)  

«Информант: Ну, так сказать, что мы с родственниками, ну, только вот у меня, как бы, семья, дочери, мы общаемся по-прежнему. То есть мы никаких [ограничений] не накладывали на себя…

Модератор: То есть вы ездите туда в гости, да? 

Информант: Да, они – к нам, и мы – к ним. С друзьями, ну, собственно говоря, тоже я бы не сказала, что мы меньше [стали] встречаться. Ну, мы вообще с ними не так часто, но, может быть, там, раз в месяц. Ну, то есть так же мы вот с ними и общались.   

Модератор: То есть вы не отменили каких-нибудь дней рождения, праздников? 

Информант: Нет-нет-нет.

Модератор: Вы ходили?

Информант: Да. Мы не отменяли, да». (Интервью, Екатеринбург)

«У нас вообще, как бы, да, не очень обширный круг общения. Но общаемся с тем, с кем раньше общались. Ну, то есть вот старшая дочь, они с детьми. Дети маленькие, их не изолируешь на улице, в квартире на день. То есть там у них полный двор детей, все гуляют, все, как бы, ну, грубо говоря, облизывают одни и те же эти качели и все такое, вот. Все, слава богу, живы-здоровы». (Интервью, Екатеринбург)

«Информант: Ну, я считаю, что не совсем своевременно выходит, потому что сейчас, если посмотреть на статистику, да, если мы все-таки со статистикой работаем, то примерно те же самые цифры, что и месяц назад. 

Модератор: То есть рановато, да? 

Информант: Ну, получается, по экономическим причинам ушли, а когда начался подъем статистики, статистика сейчас примерно та же самая, а мы начинаем выходить. Ну, как бы, делаем выбор». (ФГ, Москва)  

«Я, на самом деле, соглашусь, меня это тоже ввело в заблуждение, когда у нас было 6 тысяч заразившихся примерно в стране, у нас все закрывалось. Потом было уже 9 тысяч – и, наоборот, стали снимать ограничения. Это мне тоже показалось, на самом деле, странным». (ФГ, Санкт-Петербург) 

«Я не готов сказать, своевременно или нет, но очень резко. Я и политикой интересуюсь, и каким-то политическим процессом, поэтому обратил внимание на то, что, если еще две недели назад и Роспотребнадзор, и мэр Москвы (в Москве самая сильная ситуация) – они называли июль, август месяц, когда еще будет очень жесткий масочный режим, и самоизоляция, и все какие-то ограничительные меры. Но, из-за того что нам нужно провести голосование 1 июля, очень мы сделали быстрый поворот, и теперь непонятно, что с этим поворотом будет потом. То есть не быстро ли все это происходит?» (Интервью, Ростов-на-Дону)

«Я считаю, что Россия движется так, как считают нужным специалисты. Специалисты сказали, что так нужно выходить, значит, это нужно. Я не настолько специалист, чтобы иметь свое суждение, но у меня, по крайней мере, аргументов, что кругом полегли больные, а мы все выходим, – у меня такого нет. Из ситуации вокруг себя я вижу, что народ вообще наплевал на ситуацию. Делают что хотят, особенно там, где я живу. Как другие регионы выходят, я ничего не могу сказать. Им виднее – они правильно выходят, неправильно. Я ничего не могу сказать, к сожалению. Не мне решать». (Интервью, Нижний Новгород)  

«Ну, я тоже считаю, что мы рано выходим по заболеваемости, что еще мы не прошли, как бы, не совсем пошли на поправку. Но при этом все равно я согласна, что, как бы, пора выходить, потому что у меня многие знакомые, друзья остались без работы. И не от коронавируса, грубо говоря, так от голода. И потому что уже необходимо возвращать, хотя бы этапами, к привычной жизни, к работе, потому что это, как бы, тяжело для людей – сидеть особенно без работы, потому что многие остались без заработка». (ФГ, Москва)  

«Нет, если месяц-два назад я испытывал тревогу из-за того, что людей было мало, но опасности было больше, то сейчас я испытываю тревогу из-за того, что людей стало больше. Может быть, опасности и стало меньше или на том же уровне, но людей стало больше. То есть если раньше я ехал в транспорте, там пять-шесть человек сидело, то сейчас там опять 25–26. Конечно же, еще не совсем битком, но люди едут все без масок, садятся друг с другом на сиденья в транспорте.

То есть люди абсолютно не переживают в этом плане, а я переживаю, и приходится куда-то уходить в сторонку, чтобы не контактировать. То же самое в магазинах. Если раньше придешь – там маски, маски, а сейчас, вроде, наклейки и висят, что надо в масках заходить, но уже [строго не следят за этим]. Я обратил внимание, что три человека стоят без масок, продавец маску снял на бороду. Конечно, все уже от этого устали, но проще-то пока не стало». (Интервью, Ростов-на-Дону)